Карина Линова - Потерянный бог

— Прости, — сказал он хрипло, — я знаю, что ты мне не веришь, но я, правда, сожалею.

Иласэ хихикнула, но ее глаза оставались черными ледяными провалами:

— О, я верю тебе, верю: ты действительно сожалеешь, что оказался в таком положении, — она сжала рукоять крепче, и Тартис вздрогнул. Иласэ снова засмеялась:

— Посмотри, как ты сейчас жалок! На самом деле ты просто глупый щенок, притворяющийся мужчиной. Избалованный сопляк, ноющий, как ему тяжело, в то время как другие сражаются за свои жизни и за жизни своих семей! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ты думаешь, это игра, это веселье? Ты назвался чудовищем — ты ответишь за свои слова.

— Нет, подожди! — Тартис смотрел на нее в панике, с трудом удерживаясь, чтобы не попытаться оттолкнуть, понимая, что тогда она точно убьет его.

— Почему нет? — крикнула в ответ Иласэ, — назови мне причину.

— Ты не убийца, — он произнес эти слова неуверенно, с интонациями ребенка, убеждающего самого себя, что монстры под кроватью не существуют.

— Я — убийца! — крикнула Иласэ в ответ, еще раз располосовав ему лицо ногтями. — Это реальный мир, и все мы — убийцы и монстры! Убей или будь убитым, и я выбираю первое!

— Но я ничего не сделал!

— Мне все равно! — крикнула она в ответ, но в ту же секунду, услышав собственные слова, поняла, что бледнеет.

Ведь это неправильно. Как ей может быть все равно?

Иласэ внезапно осознала, что хочет убить его, и неважно, виновен он, или нет. Она хочет разрезать его на кусочки за все, что она выстрадала, за погибшую Нику и приемных родителей, за десятки других, сгоревших в магическом огне, за обезображенные трупы маленьких детей.

Она хотела отомстить, и неважно, кому…

Но ведь он невиновен…

Это пока, — подумала Иласэ с яростью. Еще несколько лет — и все, чем он впустую похвалялся, станет реальностью. Но я не позволю ему дожить до этого.

И он пытался изнасиловать меня. Я не прощу его.

Ты и не должна. Но ты не можешь убить его.

Иласэ с яростью затрясла головой, сражаясь с внутренним голосом. Тартис вздрогнул, думая, должно быть, что она окончательно спятила.

Мы не убиваем невиновных, — сказал этот голос, ее совесть, нежная, как бархат, скрывающий сталь, — Ника была невинна, дети, погибшие на южной границе, были невинны. Мы должны защищать, помнишь?

Но он убьет меня! Если я отпущу его сейчас, он убьет меня.

Голос промолчал.

Я должна его убить! — крикнула она мысленно, обращаясь к голосу.

Нет ответа. Ее выбор, с которым ей жить.

— Дай мне убить его! — взвыл кинжал, чувствуя, как решимость девушки колеблется.

…нет.

— Я голоден! Дай мне сделать то, ради чего я был создан!

Создан, чтобы убивать людей? Убивать магов?!!

Ее кровь вскипела от ярости и ужаса:

«Ты был сделан не для того, чтобы убивать! — крикнула Иласэ клинку. — Ты должен защищать нас! Вернуть нас домой!»

Она думала, что кинжал запротестует, восстанет против нее, но он неожиданно замолчал, притих, как ребенок, которому сделали выговор.

Может быть, ему нужно было обдумать смысл своего существования?

Иласэ медленно поднялась, острие кинжала все также направлено на Тартиса:

— Ты жив только потому, что я не убиваю невиновных. Если в будущем ты хоть в чем-то будешь мне угрожать, я убью тебя на месте. Я сделаю это не колеблясь, потому что я хочу убить тебя. Ты веришь мне? Ты должен верить, или ты умрешь.

— Я верю, — сказал Тартис хрипло, осторожно приподнимаясь на локтях, лицо и шея покрыты ручейками крови.

— Хорошо, — Иласэ шагнула к нему и, как могла сильно, пнула в пах. Тартис взвыл, сжавшись от боли в комок.

— Это за то, что ты сделал. Еще когда-нибудь прикоснешься ко мне, — я отрежу тебе яйца и запихаю в глотку!

Какое-то время Иласэ с удовольствием смотрела, как он с воем катается по земле, потом достала компас.

— Добро пожаловать в дикий лес, ублюдок! — и Иласэ пошла к деревьям, оставив его лежать на поляне, скорчившегося, в позе зародыша.

Пусть добирается домой, как знает.

Вокруг замка Повелителя было поставлено столько защит, что даже Амадей Тартис, его самый доверенный человек и правая рука, не мог открыть Портал ближе двух миль от парадного входа. Впрочем, другим приходилось тащиться пешком все десять, от самой кромки леса.

В наступающем сумраке парк, через который шагали Темные, казался тих и заброшен. Лишь один раз Амос заметил в листве любопытные глаза маленького черного единорожка, и сердце болезненно сжалось при воспоминании об Оркуде, ставшем теперь кормом для падальщиков дикого леса.