Дэйв Дункан - Приют охотника

Зига и княжну Свежерозу, разумеется, привели в относительно пристойный вид. У Зига была сломана лодыжка. Лицо Свежерозы украсил неописуемо пышный синяк. Они так и не отрывали глаз друг от друга. Честно доблесть проследил за тем, чтобы обоих усадили верхом, и вся кавалькада отправилась в замок оказывать дальнейшую необходимую помощь. Богосвидетель в конце концов решил стать на ночлег на этой поляне, и я завернулся в свое одеяло, стараясь не думать о ноющих синяках и ссадинах. Наутро мы двинулись дальше, но прошла неделя, прежде чем я смог стоять прямо.

Я понимал, что на этом история не кончилась, однако такие вещи быстро не делаются. В ожидании следующего действия я решил навестить Утом, что Посередине. В прошлое мое посещение Верлии столица пребывала в трауре по Высокочести, поэтому я обошел ее стороной. На этот раз я решил наведаться в гости к царской семье.

Моя методика никогда меня не подводит: несколько вечерних выступлений в лучшей гостинице для утверждения репутации, потом приглашения выступить в частных домах, внимание со стороны знати… ну и в конце концов приглашение во дворец.

Я почти не опасался того, что кто-нибудь вспомнит мое выступление в Тихих Водах. Мало кто видел меня там, и как правило, аристократы боятся показаться большими дураками, чем они есть на самом деле. «Клянусь богами, вы выглядите еще моложе, чем когда-либо, не так ли?» Нет, это вряд ли. В крайнем случае я всегда мог прикинуться собственным сыном, однако я придерживаюсь правила не говорить ничего, кроме чистой правды.

Спустя два месяца после истории с удравшей лошадью и три недели с моего появления в столице меня вызвали во дворец.

Дворец поражал монументальностью. Я видел сторожевые башни тоньше, чем колонны в бальной зале. Все дверные проемы – это какие-то узкие щели, все лестницы – крутые спирали, которые легко оборонять. Контраст между этой крепостью и хрупкой красотой Тихих Вод вполне соответствовал разнице характеров двух братьев, заложивших эти дворцы. Всю свою жизнь Берн оставался бойцом.

При первой нашей встрече Быстроклинок был сонным юнцом, с трудом подавлявшим зевоту. Спустя четверть столетия он превратился в голодного волка – угрюмого, мрачного, мнительного. О, манеры его были вполне безупречны. Он вел себя, как и подобает царю, благородному дворянину – но опасному дворянину. Он не заливал страну кровью, он не осуждал своих друзей на пытки, однако по виду его можно было предположить, что он вполне способен на это. Он был высок, строен и чисто выбрит, подавая личный пример новой моды. О нем говорили, что он крепок и активен, как люди на десять лет младше его, однако царившую в его душе черноту он скрыть не мог. Слишком много монархов страдали навязчивой идеей относительно их места в истории, и он не мог не понимать, что его правление не будет поминаться добрым словом. Кровопролитной войне не было видно конца. В погоне за славой он добился лишь разочарования.

Жена его умерла пару лет назад. Ожидалось, что он женится второй раз, и весь двор гудел, выдвигая предположения на этот счет. В данный момент обязанности официальной хозяйки дворца исполняла его сестра. Царевна Соловьина казалась еще более хрупкой, чем при нашей первой встрече, – еще более горестной и изможденной. Ее брак оказался бездетным. Муж ее жил теперь отдельно от нее, напропалую развратничая в своих поместьях, плодя бастардов как козел, словно назло, чтобы доказать, что не повинен в отсутствии законного наследника. Над ней нависла еще более черная тень; жить ей тогда оставалось меньше года.

Имея на престоле этих двоих, а на границах – войну, двор превратился в какое-то болезненное, выматывающее нервы подобие карнавала – веселье на поверхности и бездонная чернота под ним. Я уже говорил, что даже скромные верлийские землепашцы предпочитают одеваться поярче. Придворный же люд блистал как россыпь бриллиантов на солнце, как самоцветы на подкладке из черного бархата.

В первое свое посещение Большого зала я снова поведал собравшимся историю Зимней Войны, сделав, конечно же, ударение на Верне. Рассказ был встречен довольно неплохо. Меня проводили стоя, овациями, а также увесистым мешком золота, предоставив мне заодно апартаменты во дворце на любой угодный мне срок. Благородные дамы засыпали меня приглашениями в свои салоны и будуары – разумеется, в то время, когда меня не требовал к себе царь.

Вскоре я устал от аристократов, ибо жизнь их лишена реальности, однако бывает и так, что я устаю от бедности, и мне не мешало поправить свои финансовые дела. Каким бы угнетающе искусственным ни казался двор в дневное время, вечером он становился возбуждающе пестрым и разнообразным. В конце концов, время было зимнее, а зимой пуховые перины куда приятнее, чем придорожные канавы. Несколько дней я нежился в тепле. Все, чего мне недоставало, – это новых историй. С восхода до заката я не слышал ничего, кроме заурядных сплетен. Потом во дворец вернулся наследник престола, и слухи вдруг стали зловещими.