Игорь Федорцов - Крыса в чужом подвале. Часть 2

− Бедняге Тигму проломили голову.

− А ваши вещи? Подарки кузену Брину?

− Все прахом кир Марк! Меня обобрали до нитки, − Этан со смешком похлопал себя по одежде. — Хорошо не раздели догола!

Вейн помог Этану спешиться, внимательно оглядел, вертя как куклу, и лишь потом обратился к Костасу.

− С кем имею честь разговаривать? — ни благородного «кира» ни простонародного «шена» он не употребил, затрудняясь определить к какому сословию собеседник принадлежит. А раз так, будет лучше вовсе обращение опустить, во избежание недоразумений.

− Не столь важно, − последовал ответ Костаса.

− Кир Вейн, этот человек спас меня, − вмешался в разговор Этан. − Вы бы видели, как он бился своим протазаном! Пятерых одного за другим! Вы говорили меч − император оружия! Его протазан первый соискатель на столь громкий титул! Я тому свидетель!

Речь юноши вызвала осуждение Вейна. Для мужчины избыток слов и чувств — слабость характера. Последствия предосудительного увлечения. Мальчик слишком много читает пустых книг. Оттого и выражается как какой-нибудь герой из баллад. Одни ахи восхищения.

− Мне пора, − отстранился Костас и поправил лямку заплечного мешка.

− Погодите, − остановил его Этан. — Я не могу вас отпустить просто так! Я обязан вам жизнью. Фрайх Вейн. Этот человек вырвал меня из лап фонарщиков. Он сражался за меня. Только благодаря нему, я здесь, цел и невредим. − Юноша виновато улыбнулся и потрогал припухшие губы и ссадину над бровью. — Они грозились обменять меня по весу на золото!

− Смею ли предложить вам кров и стол дома Маггонов? — спросил Вейн, перебарывая в себе недовольство невежливостью спасителя Этана.

Позволить себя уговорить можно только в двух случаях. Либо желаешь, чтобы тебя уговорили, либо предложат нечто от чего не стоит отказываться.

− Пожалуй, соглашусь с последним доводом, − произнес Костас тихо.

Слабость все больше одолевала его. Так паршиво он себя не чувствовал сколько помнил. Разве что когда по ранению потерял почти треть крови. При малейшем движении стучит в висках, окружающее плывет и теряет четкость. Звуки слышатся как через ватные пробки. Ноги слабеют и подкашиваются.

Дом наполнился всеобщей суетой и беготней. Этана проводили в спальню и вызвали носокомия Косму осмотреть его. Рейнх храбрился, отбрыкивался и отнекивался, дескать, пустяки. Кир Марк был не умолим. Юношу уложили в постель.

Носокомий, важный и степенный, со свойственной всем медикам несговорчивостью и тугоухостью к речам пациентов, произвел осмотр Этана. Рекомендации дал самые обыденные, какие дают не находя серьезных симптомов болезни. Покой, покой, и еще раз покой. Ничего острого, соленого, копченого, сладкого. Вино, разбавленное на две трети, пища пареная или вареная и никаких слышите! никаких треволнений, способных вызвать излияние черной желчи в кровь.

Костаса проводили в дом на половину слуг и предложили посетить с дороги мыльню, пока готовят стол. Он не возражал. В хорошо натопленном помещении, обшитым кедровой доской, стояли три здоровенных ушата с водой разной степени горячести. Костас разделся и с удовольствием полез в самую горячую воду. От едва терпимого обжигающего тепла перехватило дыхание. Он несколько раз быстро обмакнулся, приучая тело, затем погрузился по подбородок. Притерпевшись к температуре, принялся скоблить зудящую кожу куском пемзы, многократно мылиться и обмываться. Боль в пальцах притихла, пульсируя в самых кончиках фаланг в такт сердцу.

Его не торопили, не торопился и он. В разгар помывки пришла молоденькая служанка, принесла простынь обтереться.

− Не угодно ли чего? — опасливо спросила девушка, неуверенно поглядывая на Костаса.

− Ведро холодной воды, − попросил тот.

Девушка удивленно захлопала ресницами, но потом, подхватив ведро, убежала. Пусть просьба и не обычна, но все равно лучше исполнить её чем задирать подол. Даже перед спасителем молодого кира.

Отмывшись, отскоблившись до кожного скрипа, вылез из ушата, взял ведро с холодной водой (можно было и похолоднее!) и облился блаженно фыркая и мотая головой. Здорово!

После помывки краше Костас не стал. Места шелушения покраснели, словно поджившие раны. Кончики пальцев распухли и заводянились, напоминая молоточки. Ходить стало проблемой.

Одежду его тщательно почистили и подлатали. Обувь, не мудрствуя, заменили. Подарок фрайхи оказался неноским. Нательную рубаху принесли льняную. Тонкая ткань приятно легла на чистое тело. Выдали и феморале. Не из хлопка или льна, а барские, из шелка, с двойной ластовицей. Лишился он и своих штанов, получив взамен другие, с цветной шнуровкой брагетта.