Наталья Корнева - Ювелир. Тень Серафима

Веки лорда остались открыты, и были видны происходящие странные процессы: словно из треснувшего сосуда, черная краска медленно вытекала из радужек и заполняла всё пространство глазных яблок. Смотреть на это было жутко, но интересно. Наконец глаза заклинателя полностью заполнила чернота, и они сделались похожи на две бездны, два туннеля, ведущих в бескрайний, безграничный, запредельный космос.

Судороги прекратились. Лицо стало совершенно спокойным, и только из носа по скуластой щеке скатилось еще несколько алых, чуть золотистых капель.

- Кажется, у вас пошла кровь, милорд? - глухо спросил Кристофер у мертвеца, не отрывая взгляда от застывшего, превратившегося в восковую маску лика правителя. Даже сейчас человек не утратил своей притягательности: кажется, черты стали даже еще более строгими, еще более безупречными. Ах, если бы только кто-то мог унаследовать эту редкую, эту характерную красоту! Уничтожать её - вот что было подлинным, пожалуй, единственным преступлением среди всех его деяний. Мир тускнеет без подобных ярких красок. Но, увы, Эдмунд, единственный оставшийся сын, был более чем ничем не примечательным человеком. И здесь ничего нельзя поделать. - Не сами ли вы говорили, что нет ничего невозможного? Как и всегда, вы оказались чертовски правы.

Лорд Ледума, разумеется, не ответил. Он казался совершенно безжизненным, а в цвете лица появился синевато-белый оттенок цинка, будто кожа покрылась инеем. Однако отравитель всё же извлек из нагрудного кармана крохотный флакончик из непрозрачного синего стекла. Дрожащими руками вытянув граненую пробку, быстро влил содержимое в бескровные губы.

Так оно будет надежнее.

- Я был бы счастлив всегда играть вторую скрипку в нашем дуэте... - почти неслышно бормотал аристократ, уже непонятно для кого, - вторую роль в нашей пьесе для двоих, но, увы, вы оказались жестоки. Вы категорически предпочитаете соло.

Протекло еще несколько томительных, почти невыносимых минут. Наконец осмелившись, Кристофер приложил пальцы к шее, пытаясь прощупать биение пульса в артериях, но голос крови молчал. Приложив ухо к груди, маг долго, терпеливо ждал активности сердца, но ни одного, даже самого слабого удара не последовало. Заботливо утерев пену с губ, премьер отметил, что кожа правителя сделалась холодна, как лед. Вне всяких сомнений, лорд Эдвард был мертв.

Однако по какой-то неведомой, иррациональной причине Кристофер всё отказывался верить в развязку. Авторитет правителя был слишком велик, чтобы даже смерть могла подорвать, да хотя бы поколебать его. Страх заставлял молодого мага перепроверять вновь и вновь, мучительно боясь ошибиться, страшась услышать дыхание, которого не было.

Мертвый человек слишком походил на спящего. Отсутствие повреждений на теле заставляло усомниться в окончательности и бесповоротности произошедшего. Кристоферу отчаянно хотелось выстрелить правителю в сердце, если, конечно, таковое вообще имелось, или даже лезвием отделить голову от тела, - чтобы уж наверняка. Сам поражаясь собственной кровожадности, премьер взял себя в руки и велел отказаться от подобной неэстетичной затеи. В конце концов, это просто глупо - принятой правителем отравы с лихвой хватило бы, чтобы отправить на тот свет два десятка совершенно здоровых мужчин. Смерть лорда ни в коем случае не должна выглядеть насильственной. Официальная версия будет такова: правитель скончался от острого ментального истощения, самоотверженно спасая город от катастрофы. Героический скоропостижный уход, достойный всяческого воспевания в летописях и балладах. Уж об этом скорбящий премьер позаботится. Он подарит своему лорду бессмертие - не физическое, но в памяти потомков. Учитывая массу авторитетных свидетелей, которые подтвердят размах произведенного чародейства и обморок правителя сразу после него, проблем возникнуть не должно.

К тому же, все проблемы будут теперь решаться до безобразия просто.

Сначала робко, а затем торжествующе, Кристофер улыбнулся и снял с правителя диадему с "Властелином". Вдоволь налюбовавшись великолепным алмазом, маг водрузил венец себе на голову и прибрал к рукам все прочие драгоценности, с особенным удовольствием и пиететом надев на указательный палец перстень-ключ, отпиравший двери заветной Алмазной комнаты, главной тайной сокровищницы дворца. После того, как все, имевшее объективную ценность, было похищено, Кристофер, поколебавшись минуту, снял с шеи мертвеца алый шелковый платок, туго завязанный вокруг горла, вокруг высокого жесткого воротника.