О чёрт, я устал думать о Поттере. У меня просто мозги лопаются.
Я не могу больше, не могу!
Лучше пойти попробовать ещё поспать, раз уж выходить отсюда я не собираюсь.
Это задача без ответа. Нечестно придумывать такое. Если бы я знал, кому предъявить претензии, я бы предъявил.
Провались оно всё пропадом, и я - в первую очередь».
Глава 19.
- Пепел бьётся о моё сердце! - сказал Уленшпигель.
Шарль де Костер, «Легенда об Уленшпигеле».
- Гарри… Гарри, проснись, пожалуйста… - прерывистый, перемежаемый всхлипами шёпот мешал, не давал провалиться снова в тяжёлое мутное беспамятство. - Гарри, пожалуйста… ты не можешь вот так меня бросить… знаю, я думаю только о себе, но… знаешь, дядю Амоса и тётю Сесилию убили сегодня утром. Вольдеморт решил устроить несколько карательных акций для тех, кто за тебя. Добрались ещё до семьи Дина Томаса, до папы Луны, до родителей Парвати и Падмы… Гарри, всем без тебя так плохо… мне тоже плохо… вернись, пожалуйста… Гарри, я так тебя люблю. Я тебе не говорил? Я не знаю, слышишь ты меня или нет… но я люблю тебя, так люблю. Гарри… пожалуйста, пожалуйста, очнись… Профессор Снейп сказал, что ты хочешь сжечь сам себя, потому что думаешь, что Фред и Джордж умерли из-за тебя. Ты и правда такой горячий, у меня уже все ладони в волдырях - я тут пробую взять тебя за руку. Помнишь, ты обжёгся об меня, когда я ломал тот хоркрукс? Теперь мы квиты… Гарри, пожалуйста, Гарри… Гарри, не умирай вот так вот, пожалуйста… если ты умрёшь, я прыгну за тобой в могилу, понял? Я и там тебя в покое не оставлю… Гарри, проснись, пожалуйста… я люблю тебя…
Лёгкий холод, и шипение. До Гарри не дошло, что это такое было, пока снова не послышались всхлипы.
- Гарри, профессор и мадам Помфри сказали, я могу помочь тебе вернуться, потому что люблю тебя… но ведь тебя не только я люблю… там все не могут заснуть сейчас, никто ничего делать не может, несколько дней всё из рук валится… Гарри, близнецы тоже тебя ещё любят. Знаешь, мне всё мерещится, когда я замолкаю, что они где-то рядом. Я даже вижу боковым зрением морскую волну и подсолнухи, но если прямо взглянуть, то их нет. Гарри, они ведь не хотели бы, чтобы ты умер. Эта * * * * * * война, она забирает самых-самых, но ты ведь не поддашься ей? Гарри… Гарри…
Даже самая распоследняя мразь - каковой Гарри, без сомнения, являлся - не смогла бы слушать спокойно, как Кевин плачет, роняя мгновенно испаряющиеся слёзы на раскалённую кожу старшего брата. И Гарри выдернул ладонь из рук Кевина - то есть, попытался выдернуть.
- Гарри?
- Не… надо… - голос был хриплым, словно он кричал несколько часов подряд. Хотя, может, так оно и было.
- Что не надо? Только скажи, я всё сделаю! - счастливый до одури голос Кевина вызвал целое цунами вины. Как можно так радоваться, что очнулся тот, из-за кого умерли близнецы, из-за чьей безалаберности, безответственности и высокомерия погибли два самых настоящих ангела?
И вместе с ними умер Рон, который не напоминал ангела никоим боком, но был человеком, не заслуживавшим такой глупой и злой смерти.
- Не надо… - выдохнул Гарри, собираясь договорить «… любить меня», но сил не было, и он промолчал, глядя в стерильно-белый потолок.
Потолок странным образом расплывался перед глазами, и Гарри было глубоко безразлично, что тому причиной - просто отсутствие очков или испортившееся от удара больше прежнего зрение. Новые и новые слёзы Кевина не испарялись, попав на кожу; это значило, что Гарри успел остыть в прямом смысле этого слова. Это было хорошо, потому что иначе упрямый Кевин обжёг бы себе ладони с обеих сторон, не оставив попыток взять за руку того, кого, как он наивно полагал, есть за что любить.
* * *
Похороны близнецов и Рона были назначены на девятое марта; всех прочих жертв битвы при Литтл-Уингинге - тех, конечно, чьи тела не остались лежать там же и не сплавились в единую массу с землёй под действием огня - уже предали земле. К этому дню Гарри мог уже самостоятельно ходить, не падая после первого же шага, и даже застёгивать бесконечные пуговицы мантии - слишком мелкие и чрезвычайно капризные, о чём он не подозревал все предыдущие годы. Правда, «самостоятельно» - это было сильно сказано; если бы не усилия Кевина и Снейпа - воистину неожиданный дуэт - он так и остался бы безразлично лежать на кровати, ожидая только момента, когда от такого образа жизни сумеет умереть и присоединиться ко всем, кого потерял. Но оба, и профессор Зельеварения, и Поттер-младший, не сдавались ни тогда, когда им приходилось одевать его собственноручно и кормить с ложечки, потому что от слабости он еле-еле мог поднять руку на несколько сантиметров над одеялом, ни тогда, когда он молча отказался делать что-либо помимо того, чтобы смотреть на потолок. В тот день Кевин разозлился всерьёз и заявил, что если Гарри не начнёт снова жить, а не торчать на одном и том же месте, как муха под снотворным, то он - Кевин - будет на глазах Гарри подвергать сам себя Круциатусу. Чтобы расшевелить. Когда Гарри проигнорировал это заявление, Кевин ткнул себе в грудь собственной палочкой и выкрикнул: «Crucio!». Снейп не пошевелил и пальцем, чтобы остановить неразумного первокурсника; и Гарри, подхватившись с кровати, без палочки наложил Finite Incantatem на бьющегося в боли Кевина.
Читать дальше