Джуд: Драко Малфой и Невозможное счастье

А потом обернулся и кинулся в арку. Если бы кто-то наблюдал за ними со стороны, он бы вовсе не заметил заминки. И Драко, не медля, кинулся за Гарри.

Необычайно обострившимся взглядом он отметил все — Дамблдора, приподнимавшегося с больничной каталки, чье-то тело на полу и разметавшиеся золотые волосы, Финнигана, почему-то съежившегося в углу, Люциуса с воздетыми руками и выражением торжества на лице, и Сольвейг, неподвижно застывшую в пентаграмме.

«Опоздали!» — мелькнула короткая мысль. В этот момент Люциус замолчал, и в помещении вдруг стало темно, словно все накрыли покрывалом, только фосфорически светились линии на полу.

А Гарри уже летел к пентаграмме, и все замедлилось, а голова Драко работала быстро-быстро, и за те доли секунд, что Гарри мчался к их дочери, Драко вдруг понял, что тот хочет сделать, и что самое ужасное, понял, что придется сделать ему…

Гарри не вытолкнул Сольвейг даже — он выбил ее из пентаграммы своим телом, и она упала далеко за пределы светящихся линий, похожая на срезанный под корень белый цветок.

Руки Гарри взметнулись, словно пентаграмма решила распять его по своим углам; яростно и беспомощно закричал Люциус. Драко замер, чувствуя, что его рука с палочкой, помимо воли, ползет вверх.

Зеленые глаза смотрели прямо на него. Драко казалось, что он слышит мысли, от которых отделяли его эти два сияющих изумруда. Впрочем, может быть, так оно и было? Или так оно и было всегда, только Драко не задумывался над этим.

«Вот он, твой выбор, — говорили глаза. — Ты знаешь, что выбрал я. Я спас ее, но смотрю на тебя. Ты будешь последним, что я увижу, последним, на что я хочу смотреть. Я хотел бы смотреть на тебя всегда… прости, кажется, у меня не получится. Прости».

— Прости, — повторил Драко то ли вслух, то ли про себя. Зеленые глаза смотрели не отрываясь. В руке дрожала палочка. Мгновения растянулись на тысячу лет.

Он не хотел видеть, как зелень затмят красные огни. И когда алые искры вспыхнули в самой глубине, где темно-зеленое переходило в тьму зрачка…

— Авада…

Лицо Гарри озарилось торжеством. Но торжеством не Вольдеморта — Гарри Поттера, наконец-то окончательно победившего.

— Кедавра!

Вопль рассек свод; пентаграмма взорвалась холодными лезвиями света. Падая на колени, Драко успел увидеть, как его возлюбленный с торжествующей улыбкой на губах оседает на пол.

И рванулся к нему.

А потом его сердце разорвалось.

Старый, очень старый волшебник, он неоднократно наблюдал, как со смертью кого-то значимого рушится и то, что он сотворил. Иногда буквально. Он ждал, что своды обрушатся, погребая его под тяжелым камнем — теперь уже навсегда; он даже успел пожалеть, потому что когда он вернулся, ему так захотелось жить…

Но потолок выстоял, только бороду, и без того седую, припорошило серой пылью.

Он приподнялся, разом осознав, что он по-прежнему стар, да еще и все тело затекло просто невозможным образом. Кто-то шевелился — он увидел боковым зрением и повернул хрустнувшую шею, чтобы посмотреть.

Это была девушка в белом платье, красивая юная девушка с волосами невероятного платинового оттенка, который мог быть только у человека, в чьих жилах текла кровь Малфоев. И хотя в последний раз, когда Дамблдор ее видел, ей не было и дня от роду, он ее узнал.

— Сольвейг… — тихо позвал он. И удивился — откуда он знает ее имя? Она повернулась к нему — ошеломленное бледное лицо человека, который только что проснулся и чей сон был кошмарен, а реальность оказалась еще хуже.

— Что же это… — пробормотала она. — Я же просто… я хотела помочь… я хотела, чтобы папа… чтобы он знал, что от меня есть польза… и чтобы профессор…

Губы ее задрожали, взгляд медленно пополз в сторону. Дамблдор взглянул туда же — и услышал, как шепот оборвался безутешным плачем.

Он понял, что за вспышка привлекла его внимание — это была огненно-красная, невыносимо яркая птица. Феникс.

— Фоукс… — прошептал старый волшебник, но теперь это уже был не зов — узнавание.

Феникс сидел на руке раскинувшегося на полу черноволосого мужчины и ронял слезы на лицо другого, с гривой светлых волос, что лежал рядом.

Дамблдор попытался встать со своего ложа. Он спешил, хотя и знал, что спешить больше некуда. Слезы феникса могут снять усталость и боль, и залечить любую рану, но даже им не дано воскрешать мертвых.