Майкл Муркок - Драгоценность в черепе

Уже теряя сознание, он пытался нащупать оружие, но… Хокмун застонал от раздирающего его гнева, но даже гнев уже слабел, и он с ужасом понял, что сейчас Мелиадус убьет его, убьет, когда победа была уже совсем близка.

Хокмун, щурясь, смотрел сквозь глазницы шлема на яркий свет. Голова по-прежнему горела, но гнев и отчаяние, кажется, оставили его. Чуть повернув голову, он увидел склонившихся над ним Оладана и Рыцаря в Черном и Золотом. Карлик выглядел сильно обеспокоенным.

— Я еще… жив? — тихо спросил Хокмун.

— Похоже на то, — лаконично ответил Рыцарь. — Хотя, кто знает…

— Ты просто сильно истощен, — торопливо сказал Оладан, бросив укоризненный взгляд на Рыцаря. — Рану на руке тебе перевязали, и она скоро заживет.

— Где я? — спросил Хокмун. — Эта комната…

— Мы во дворце королевы Фробры. Город снова принадлежит ей. Враг разбит, уничтожен. Мы нашли тебя распростертым на теле Мелиадуса и сначала подумали, что вы оба мертвы.

— Значит, Мелиадус мертв?!

— По всей видимости, да. Вернувшись за его трупом, мы обнаружили, что он исчез. Вероятней всего, его забрали люди барона, которым удалось бежать.

— Наконец-то он мертв, — с чувством огромного удовлетворения произнес Хокмун.

Сейчас, когда Мелиадус получил сполна за свои преступления, Хокмун почувствовал, несмотря на боль, продолжавшую терзать его воспаленный мозг, что душа его находит успокоение. И тут он вспомнил о волшебнике.

— Где Малагиги? Вы должны найти его. Передайте ему…

— Малагиги уже направляется сюда. Прослышав о твоих подвигах, он решил прийти во дворец.

— Он поможет мне?

— Не знаю, — сказал Оладан и посмотрел на Рыцаря в Черном и Золотом.

Вскоре в комнату вошли королева Фробра и сопровождавший ее Малагиги. Волшебник держал в руках некий предмет, прикрытый тряпкой, формой и размерами походивший на человеческую голову.

— Господин Малагиги, — пробормотал Хокмун, пытаясь приподняться на кровати.

— Ты — тот самый молодой человек, что так преследовал меня все эти дни? Из-за шлема я не вижу твоего лица, — раздраженно сказал Малагиги, и Хокмун почувствовал, что к нему возвращается отчаяние.

— Я — Дориан Хокмун. И я доказал свою дружбу жителям Хамадана. Мелиадус и Нахак мертвы, и их армия разбита.

— Хм? — нахмурился Малагиги. — Мне рассказали об этом камне в твоей голове. Я когда-то встречался с подобными вещами. Но сказать сейчас, можно ли отобрать энергию у Камня, я не могу…

— Но как же? Мне сказали, что вы — единственный, кто может сделать это! — прохрипел Хокмун.

— Мог — это верно. Могу ли? Не знаю. Силы уже не те. Я старею. И я не уверен, что…

Рыцарь в Черном и Золотом подошел к волшебнику и коснулся его плеча.

— Вы знаете меня, волшебник?

Малагиги кивнул.

— Да. Знаю.

— И вы знаете, кому я служу?

— Да, — нахмурившись, ответил Малагиги, переводя взгляд с Рыцаря на Хокмуна. — Но какое это имеет отношение к лежащему здесь молодому человеку?

— Он служит тому же, хотя и не знает об этом.

Кажется, слова Рыцаря в чем-то убедили Малагиги.

— Тогда я помогу ему, — твердо сказал он, — даже если это может плохо кончиться для меня.

Хокмун снова приподнялся на кровати.

— Что все это значит? Кому я служу? Я ничего…

Малагиги снял тряпку с принесенного им предмета. Это был шар, целиком покрытый мелкими неровностями, каждая из которых в какое-то определенное мгновение сияла своим цветом. У Хокмуна зарябило в глазах от разноцветных бликов.

— Прежде всего ты должен сконцентрировать свое внимание, — сказал ему Малагиги, поднося шар к его голове. — Смотри на него. Смотри пристально, не отрывая глаз. Смотри, Дориан Хокмун, на эти цвета, на игру красок…

Хокмун вдруг осознал, что не может отвести взгляда от бегающих по поверхности шара ярких цветовых пятен. Он ощутил, как его захватывает чувство абсолютной невесомости. Ощущение, близкое к блаженству. Он заулыбался, потом внезапно перед глазами все поплыло, и ему показалось, что он повис в теплом мягком тумане вне времени и пространства. Но он по-прежнему сохранял ясное сознание, хотя и не воспринимал уже окружающий его мир.

Он довольно долго оставался в таком состоянии, осознавая каким-то непонятным чувством, что его тело, которое, казалось, уже не принадлежит ему, переносится с одного места на другое.

Цвет тумана иногда менялся от розовато-красного до небесно-голубого и светло-желтого — это все, что он различал, и вообще ничего не чувствовал. Разве что — умиротворенность сродни той, что он испытывал, лежа на коленях у матери, когда был младенцем.