Варвара Лунная - Эйта

— Я баба замужняя, — отчаянно теребя край заячьего полушубка, начала Ждана. — Мужа люблю, верна ему, — она замолчала. Ведьма кивнула и отломила от подаренного хлеба кусочек. Этот жест придал посетительнице уверенности. — Я мужу верная, — затараторила она снова. — А он ходит, пристаёт, намёки грязные делает, а недавно руки стал распускать. Я прогоняю, а он говорит, мужу скажу. А мне не поверят, потому как баба, а все бабы гулящие.

— Так ты гулящая? — улыбнулась Эйта.

— Нет, — возмущённо ответила Ждана и тут же испугалась. — Нет, — добавила она едва слышно. — Я мужу верная.

— А пристаёт к тебе, как я понимаю, не муж.

— Не муж, — согласилась Ждана и по щёкам её потекли слёзы. — Помоги мне, матушка. Не знаю я, как ирода этого от себя отвадить. Ежели он мужу небылиц наговорит, то одна останусь. А как я одна с тремя ребятишками?

— Хорошо, изведём твоего ирода, — кивнула Эйта.

— Что ты. Что ты, матушка, — испугалась Ждана. — Не хочу я ему смерти, пусть только меня да семью мою не трогает.

— Добрая, значит, — хмыкнула колдунья.

— Нет на мне крови чужой, — прошептала женщина. — Хотелось бы чтоб миром.

— Можно, — подумав, кивнула ведьма. — Только сложно это и не скоро делается.

— Долго? — растерянно повторила Ждана, долго ждать она не могла, и так ушла на несколько дней соврав мужу что к сестре в соседнюю деревню.

— Далеко живёшь? — вздохнув, спросила Эйта.

— В Успенке, коли лесом идти напрямую, то может и быстро, а ежели тропами, то полтора дня.

— Успенка, — повторила Эйта. — Это вниз по реке от Поляновки?

— Боги всемогущие, ну зачем она проклятую Поляновку помянула, — мысленно застонала Ждана. – Ох, беда будет, ох, дёрнуло же меня к колдунье обратиться.

— Знаю я где это, — Эйта не ждала ответа. — Принесут тебе зелье, как готово будет. Что‑нибудь от ирода твоего есть?

— Есть, — закивала женщина. — Вот, тут волосок, а вот пояс. Украла я, — смущённо добавила она, выкладывая на стол красивый расшитый пояс.

— Волос пойдёт, но пояс тоже оставь. А ещё кровь твоя мне нужна, давай сюда руку, — Эйта достала из‑за печи кривой потемневший от времени и обрядов нож и ухватила Ждану за запястье.

— Ох, матушка Земля, — прошептала женщина и зажмурилась. — Спаси и помоги.

Кровь уверенной струйкой потекла в подставленную для неё плошку, а старая ведьма, противно шевеля губами, принялась бормотать что‑то.

— Ладно, теперь ступай, — прошелестела ведьма. — Зови сюда свою товарку. За зелье заплатишь таким же мешком муки и тремя монетами серебряными. Как получишь, заплатишь, а теперь иди.

— Спасибо, матушка колдунья, — поклонилась Ждана, на руку она взглянула мельком, но там только след от пореза остался, крови как не было. — Здрава будь, — женщина задком вышла за дверь, а там уж бегом бросилась в лес, туда где осталась её соседка Белка. Спросить про то, сама ли колдунья принесёт зелье или пришлёт кого, она уже не отважилась.

— Ну что? — испуганно, но вместе с тем сгорая от любопытства, спросила ожидавшая Ждану товарка.

— Ох, Белочка, в жизни такого страха не испытывала. Думала, умру на месте. А она так смотрит, будто насквозь видит.

— Да ты расскажи, помогла или нет? — отмахнулась женщина.

— Обещала, но только времени это требует. Сказала, передаст отвар.

— Но плату сразу взяла, не побрезговала, — усмехнулась Белка.

— Тише, услышит же, — зашипела на подругу Ждана. — Она сказала, ещё заплатить надо будет, когда отвар принесут. А ты ступай, она велела тебя позвать.

— Со мной такой фокус не выйдет, — усмехнулась Белка и решительно направилась к дому. Белка была бабой не робкой и уж всяко решительнее Жданки, но вся её уверенность испарилась, едва она переступила порог дома. Старая горбатая ведьма, сидела, подперев полностью седую голову рукой, изо рта у неё почему‑то торчал один зуб, а пальцы были тощие и каждая костяшка торчала бугром. Но страшнее всего у ведьмы были глаза, совершенно чёрные, колючие, но такие пронзительные. И не вязались глаза со всем остальным, молодые то были глаза, у старух таких не бывает.

— Зачем пришла? — прошелестела старуха.

— Соперницу хочу извести, — глядя ведьме прямо в глаза, ответила Белка, но потом взгляд всё же отвела.

— На чужого мужа, значит заришься, — констатировала Эйта, не было в её голосе ни осуждения ни похвалы. — Хорошо. А с чего же с соперницей так жестоко?

— Меня никто не жалеет и я не буду, — буркнула Белка. — Добрыня по добру от жены не уйдёт, пока она жива, он рядом будет.