Станислав Романов - Больше, чем игра

Уазик вкатился на стройку через ворота, открытые в дощатом заборе и остановился возле коренастого взъерошенного мужичка, одетого в замурзанную спецовку. Воронин определил в мужичке сторожа, на турка тот не походил даже со спины. Хлопая дверцами, Воронин, Копаев, Дементьев полезли из машины. Толик остался за рулем, заглушил двигатель и закурил дешевую сигаретку без фильтра — то ли Приму, то ли Стрелу.

— Вы — сторож? — спросил Копаев у местного мужичка.

— Угу, — угрюмо буркнул тот в ответ.

— Это вы звонили в милицию?

— Угу.

— Это вы обнаружили тела?

— Угу.

Черт его побери, — раздраженно подумал Воронин. — Ухает, как филин. Хоть бы одно слово сказал по-человечески. По-русски даже турки разговаривать умеют.

— Показывайте, — сказал Копаев, и сторож повел их по голой лестнице, где пахло цементной пылью, наверх на недостроенный четвертый этаж.

Здесь все было залито холодным бело-голубым ртутным светом двух прожекторов, укрепленных на стреле башенного крана. Нештукатуреные еще кирпичные стены, оконные проемы без рам, бетонный пол… — а на полу, в черной луже застывшей крови, два человеческих тела. Два мертвых человеческих тела.

У Воронина, как это часто бывало в последнее время, возникло странное ощущение, как будто он — всего лишь персонаж в некой пьесе и играет малопонятную роль, а кто-то невидимый наблюдает со стороны, из-за левого плеча…

Итак, два мертвых тела. Один, совсем молодой парень, лет двадцать-двадцать пять, лежит навзничь, и грудь его разрублена наискосок от левого плеча к правому боку. Другой, грузный мужчина, лежит ничком, в двух шагах поодаль, лица не видно, раны не видно, но крови вокруг много.

— Так-так, — скрипуче произносит Копаев, — похоже, у нас тут еще два человека, зарубленных насмерть.

Он поворачивается к Воронину.

— До скольки уже дошел общий счет подобных жертв?

— Я не веду такую статистику, — так же сухо, как и раньше, отвечает Воронин.

Копаев обжигает его пронзительным рентгеновским взглядом и говорит:

— Делай, что полагается, эксперт .

Воронин раскрывает свой чемоданчик, достает фотоаппарат.

Подает голос опер Дементьев.

— Может, понятых организовать? — спрашивает он у следователя прокуратуры.

— Какие, к черту, понятые? — морщится Копаев. — Да тут работы на час-полтора, не меньше. Кто станет посреди ночи полтора часа торчать между ментами и жмуриками?

Вот вам наглядная разница между понятиями де-юре и де-факто, — думает Воронин, подготавливая к съемке фотоаппарат. — Де-юре: понятые должны присутствовать на месте происшествия с самого начала оперативно-следственных работ. Де-факто: так не бывает почти никогда. Копаев здесь, в общем, прав: нормальные люди сейчас спят, а не спят преступники, ну и мы не дремлем. Да к тому же наши граждане очень несознательны, не желают они свой гражданский долг исполнять, не хотят зачастую в понятые идти, и всегда надо их очень долго уговаривать и убеждать. Да и вообще, лишний народ на месте преступления — это только лишняя помеха работе. Так что мы уж и без понятых как-нибудь…

— Возьмете потом пару человек из тех, что в клетке сидят, они вам протокол и подпишут, — говорит Воронин Дементьеву.

Дементьев кивает, он и сам прекрасно знает, как все это делается, просто ему тоже не нравится Копаев, и подоставать следователя — не грех.

Воронин усмехается.

Копаев замечает его усмешку и недовольно скрипит:

— Ты, давай, не улыбайся, а следы ищи, улики.

— Какие тут следы — пол бетонный, стены кирпичные. Голяк, — ворчит Воронин, смотрит себе под ноги и спохватывается: — Погоди-ка…

— Что там? — Копаев тоже опускает глаза.

Видимо, кровь одной из жертв забрызгала обувь убийцы: на полу, припорошенном тонким слоем цементной пыли, Воронин разглядел несколько слабеющих кровавых отпечатков фрагмента рельефной кроссовочной подошвы; следы вели от трупов к лестнице.

— Были следы, только мы сами их затоптали, — говорит Воронин, оглядываясь.

— Херня это, а не следы, — авторитетно заявляет Дементьев, переминаясь с ноги на ногу возле выхода на лестницу. — По ним все равно ни хрена не поймешь.

— Пока я не закончу, стойте на одном месте и ногами не сучите, — строго предупреждает всех Воронин и приступает к фотосъемке. Он фиксирует на пленку каждый из кровавых отпечатков на полу, укладывая рядом масштабную линейку. Затем фотографирует оба трупа вместе и каждый по отдельности. Потом, крупным планом, он снимет страшную рану на груди молодого парня.