Саймон Грин - Злые чары Синей Луны

— Лучше поведай им, как ты получил эту работу, — подсказал Чаппи.

— Слушай, кто здесь рассказывает? Сам хочешь?

— Тогда продолжай, — отозвался пес. — И не затягивай. Я скоро опять проголодаюсь.

— На должность квестора претендовали и другие, — осторожно начал Чанс. — Многие из них уже стали знаменитыми людьми. Там оказалось немало выпускников нашей школы. У всех имелась политическая поддержка и не такие уж скрытые цели. Я же располагал только репутацией покойного отца, честно говоря, служившей в равной мере и подспорьем, и помехой. Никто не сомневался в его исключительных воинских способностях, но все помнили о его отвращении к политике во всех ее проявлениях. Некоторые даже поговаривали, будто он был не совсем здоров на голову. Мне оставалось либо срочно найти себе покровителей, либо отправляться восвояси, пока меня не попросили другие.

Тогда-то и появились Золотой, Серебряный и Медный ландграфы. Их роль при дворе сильно сократилась по сравнению с прежними временами, а во мне они видели шанс вернуть себе власть и влияние. Ландграфы обеспечили меня всевозможным компроматом на соперников. Тех, кого не удалось дискредитировать, я вызывал на поединки. Большинство отказывалось, лишь бы не встречаться с сыном сэра Чэмпиона. Но я все-таки убил нескольких честных людей. Они не захотели отступить. В каком-то смысле я настоящий сын своего отца. Так, путем шантажа и кровопролития, мне удалось стать королевским квестором. Вовсе не то блестящее и славное будущее, какое когда-то рисовалось мне в мечтах.

Получив назначение на должность, я в первую очередь вскрыл интриги ландграфов. Их с позором выгнали из замка, а обо мне мгновенно разнеслась слава истинно беспристрастного квестора, хотя и законченного ублюдка. Король Харальд нашел всю историю исключительно забавной. Ландграфы, разумеется, поклялись отомстить. На некоторое время даже пришлось обзавестись собственным дегустатором, но когда я убил первые полдюжины подосланных ландграфами наемных убийц, они сдались. Бедняги рискнули и проиграли, а при дворе ни у кого нет времени на конченых неудачников. Я стал квестором и доказал, что являюсь хозяином собственной судьбы. Но предательство по отношению к моим прежним покровителям сделало меня отверженным при дворе. Никто не захотел водить со мной дружбу. Даже подхалимы. Никто, кроме короля.

— Давай ближе к делу, — вклинился Хок. — Расскажи, как умер мой брат.

— С момента убийства минуло уже четыре месяца, — ответил Чанс, — и до сих пор никто не знает, как, почему и кем это сделано. Причиной смерти послужил единственный удар кинжалом или коротким мечом прямо в сердце, нанесенный в личных покоях короля. Оружие так и не нашли. Ни малейших признаков борьбы. Кое-кто мрачно поговаривал о самоубийстве, но не смогли объяснить отсутствие оружия. Самые тщательные розыски не дали никакого ключа, который указал бы на конкретного подозреваемого.

Строго говоря, подобное убийство было невозможно. Короля Харальда со всех сторон охраняли вооруженные люди. Их всех допрашивали под заклятьем правды, и все они показали, что не видели и не слышали ничего подозрительного. По милости волшебника Магуса короля также защищали сильные магические барьеры, через которые могли проходить только члены королевской семьи; а королева в момент убийства совершенно точно находилась в другом месте на глазах у сотен свидетелей. И все-таки кто-то проник к его величеству, невидимый и неслышимый, будто привидение.

Чем дольше продолжалось безрезультатное расследование, тем сильнее росло напряжение, грозившее разорвать двор на части. И тогда я вызвался отправиться в мир и отыскать легендарных принца Руперта и принцессу Джулию, в надежде, что они снова спасут Лесное королевство в годину величайшей нужды. Как сын сэра Чэмпиона, я косвенно тоже являлся частью легенды, поэтому мое предложение приняли. И вот — я здесь перед вами.

Хок неловко поерзал.

— Поверь, Чанс, в нас с Изабель нет ничего легендарного. Мы просто… делали то, что должны были делать. За эти годы мы слышали столько вариантов легенды о наших подвигах в Долгой ночи! Большинство из них растянуты и вывернуты менестрелями и сказителями так, что я сам с трудом узнаю собственную персону. Менестрели всегда предпочитают красивую сказку истине, а романтику — действительности. «Его сила равна силе десятерых, ибо он чист сердцем», — и всякое такое дерьмо.

— Бродячие артисты годами разыгрывают великую романтическую пьесу о принце Руперте и принцессе Джулии, — кивнула Фишер. — Лично я ни разу не опознала себя в главной героине. Порой от всей истории остаются только имена. Как-то мы смотрели представление Великого Джордана. Не могу сказать, что оно произвело на меня впечатление.