Мэгги Стивотер - Похитители грёз

— Как долго? — спросил Гэнси в телефон.

Ронан уперся лбом в самую верхнюю полку. Металлический край уткнулся ему в череп, но он не двинулся. Ночью тоска по дому была непрерывной и всеведущей, загрязняющей воздух. Он видел ее в дешевых прихватках — их использовала его мать во время обеда. Он слышал ее в хлопках кассового аппарата — так отец приходил домой в полночь. Он чуял его во внезапном дуновении свежего ветерка — так его семья путешествовала в Нью-Йорк.

Дом был так близок ночью. Он мог бы там оказаться за двадцать минут. Он хотел все смахнуть с этих полок.

Ноа блуждал по проходу, но теперь радостно возвратился со снежным шаром. Он встал рядом с Ронаном, пока тот не отодвинул полку, чтобы восхититься злодеянием. Сезонно украшенная пальма и два безликих любителя позагорать были заперты внутри, наряду с написанным краской ошибочным утверждением: ГДЕ-ТО ВСЕГДА РОЖДЕСТВО.

— Блеск, — благоговейно прошептал Ноа, встряхивая шар. Естественно, это был даже не поддельный снег, а блестки, которые ложились, как вечный праздничный песок. Ронан и Чейнсо вдвоем наблюдали с замиранием сердца, как красочные частички оседали на пальму.

Вниз по проходу Гэнси предложил по телефону:

— Ты мог бы остаться на Монмауте. На ночь.

Ронан резко засмеялся, достаточно громко, чтобы его услышал Гэнси. Адам был воинственно настроен оставаться у себя, даже если там было ужасно. Даже если комната была бы в пятизвездочном отеле, это было бы для него ненавистно. Потому что это был не дом с синяками, который Адам так отчаянно и постыдно покинул, и Фабрику Монмаут гордость Адама бы не приняла за новый дом. Иногда Ронан думал, что Адам настолько привык правильно страдать, что он сомневался относительно любого пути, не приносящего агонии.

Гэнси повернулся к ним спиной.

— Слушай, я не знаю, о чем ты говоришь. Рамирез? Я ни с кем не говорил в церкви. Да, две тысячи четыреста долларов. Я знаю эту часть. Я…

Значит, они говорили о письме из Аглионбая, и Ронан, и Гэнси получили такие же.

Теперь голос Гэнси был низким и злым.

— В каком-то смысле это не мошенниче… нет, ты прав. Ты прав, я абсолютно не понимаю. Я не знаю и даже не буду.

Возможно, Адам соединил между собой изменения в его арендной плате и оплате обучения. Это было несложное умозаключение, и он был умен. Было также легко повесить это на Гэнси. Если бы Адам подумал поточнее, он бы обнаружил, что бесконечные связи со Святой Агнесс были у Ронана. И как, кто бы ни стоял за изменением арендной платы, он должен был войти в церковный офис одновременно с пачкой наличных и горячим желанием убедить церковную леди лгать о поддельной налоговой ставке. Последуй он таким путем, оказалось бы, что имя Ронана написано надо всем этим. Но одна из изумительных вещей в Ронане Линче была такова, что никто даже не ожидал бы от него хороших поступков.

— Это был не я, — сказал Гэнси, — но я рад, что так получилось. Отлично. Извлеки из этого, что тебе нужно.

Дело было в том, что Ронан знал, как выглядит лицо перед тем, как будет повреждено. Он видел его в зеркале слишком часто. У Адама были линии переломов по всему телу.

Рядом с Ронаном очень удивленным образом вздохнул Ноа:

— Ох!

А потом он исчез.

Снежный шар упал на пол туда, где только что были ноги Ноа. Он оставил влажный, вихляющий след, когда откатился. Чейнсо в шоке укусила Ронана. Он сжал ее, отпрыгнув от звука.

Продавщица произнесла:

— Так-так.

Она не видела представления. Но она ясно знала, что произошло.

— Не волнуйтесь, — громко сказал Ронан. — Я заплачу.

Он никогда бы не сознался, как сердце колотилось у него в груди.

Гэнси резко и озадаченно повернулся. Сцена — Ноа пропал, уродливый снежный шар катился наполовину под стеллажом — предлагала неспешное объяснение. Он обратился к Адаму:

— Держись.

Внезапно по всему телу Ронана пробежал холод. Не легкий холодок, а совершенный холод. Холод, который сушит рот и замедляет кровь. Сначала оцепенели его пальцы ног, а затем и рук. Чейнсо испустила ужасный скрипучий звук.

Она закричала:

— Кра!

Он положил замерзшую руку ей на голову, успокаивая ее, хотя самому было неспокойно.

Затем вновь появился Ноа в сильном шуме, будто сила, примыкая, потрескивала. Его пальцы держали руку Ронана. Холод сочился из точки контакта, так как Ноа вытягивал тепло, чтобы быть видимым. Вокруг них рассеялось абсолютно идеальное дыхание летнего генриеттовского воздуха, запах леса, когда умер Ноа.