Пётр Волкодав - Булава скифского царя

Старик и сыновья сразу же поняли, что младший превзошёл их всех в искусстве обработки камня. На поверхности булавы не было изъянов. Она была идеальна по форме и в зеркальной полировке. Четыре сферических выступа олицетворяли весь цикл жизни, от рожденья до последней черты — ухода в мир богов и означали четыре стороны ойкумены.

Анта больше не смотрела свысока, а Накра незаметно коснулась руки Зиммелиха. Сын царя понял жест.

— Хорсиле, — произнес он, — но ты ведь знаешь, булава — это символ власти и далеко не каждый может её носить.

— Зиммелихе! — Парень не задержался с ответом. — Всем известно, пусть пошлёт Папай долгих лет твоему отцу и нашему царю, но на тиару царя всех скифов могут претендовать всего два человека — царь Ассей и ты. Что касается булавы… Она не только символ власти, но символ нашей жизни.

— Точно — Тертей одобрительно кивнул и нарушил своё молчание. — Парень прав. — Скупая похвала воина заставила вздрогнуть и удивиться скифов.

— Тертей похвалил пацана, я не припомню такого — зашептались двое воинов — Да, теперь парень под его защитой, сколе. (сколе — сколоте, обращение друг к другу скифских мужчин.)

Зиммелих ненадолго задумался: — Ты хорошо сказал, в твоих словах нет лести. Прими, Хорсиле и мой подарок. Знай, — этот акинак не уставал в моих руках и, пусть не устанет в твоих. — Сын Атоная отстегнул ножны с мечом с боевого пояса… Хорсил, благоговея, поклонился и принял дар.

Воны помогли установить «столб» и утрамбовали землю. Из загодя разожжённого костра, старик взял несколько накалённых камушков и положил в курильницу; добавил несколько зёрен ячменя и семена трав. Когда из курильницы пошёл дым, старик опустился на колени у «столба». Накра шепнула мужу: — Я ещё ни разу не видела, как освящают дорогу, ведь он не вещун.

— Ему можно — также тихо ответил Зиммелих.

— О Табити, — воздел руки старик. — Богиня огня и нашего очага! Папае! — наш отец и защитник, Апи! — богиня земли и воды — после этих слов старика скифы стали на колени. Пред троицей верховных богов нельзя стоять. Боги могут разгневаться и наказать.

— Примите дар и освятите эту дорогу! — Старик замолчал, словно ожидая и, тут в курительнице забрезжил и вспыхнул огонёк: боги приняли дар и он, продолжил: — Будь благословенна дорога. Пусть по тебе ходят и ездят. Пусть на тебе и твоих перекрёстках без нужды не поднимают оружие и, на тебе, да не поднимет меч, брат на брата и свою сестру. — Старик закончил говорить и потушил огонёк, дабы струился дым. Тертей помог ему подняться. Старик потёр больное колено и поблагодарил воина: — Я слышал многое о тебе. Ты научил Зиммелиха искусству воина, участвовал во многих битвах, видел многое, чего не довелось мне. Я — каменотёс. Береги Зиммелиха.

— Старик, — грустно ответил Тертей. — Зиммелих мне, как сын. Я не умею так хорошо, как ты сказать. — Дорога — это жизнь. Мы, все, ходим по дорогам, которые маркируешь ты. Вся моя жизнь — конь, лук, копьё и меч. У тебя хорошие сыновья. Хорсил со временем станет хорошим воином, уж в этом я знаю толк.

— Тертее, — язвительно хохотнули двое скифов — гляди, от таких слов затупится твой меч.

— Ша! — Тертей мрачно обернулся к говорунам: — Следующая шутка станет последней для вас обоих, а ты старик, прощай, пусть Папай даст тебе тучные стада и убережёт от болезней — прощай, может, и свидимся ещё на одном из перекрёстков твоих дорог.

— Погоди, Тертее, — старик остановил бородача и зашептал ему, что-то. С каждым, словом брови у Тертея сдвигались и лицо, темнело.

— Ты не мог ошибиться? — спросил он. Каменотёс покачал головой.

— Нет.

— Спасибо старик, прощай. — Тертей подошёл к своему ученику. — Отойдём в сторону, я не хочу, чтобы нас услышали.

— Что тебе нашептал старик?

— Зиммелихе, вчера в сторону Торжища, как говорит старик, проехало более полусотни вооружённых до зубов и в доспехах, всадников. Их вёл царь Едугей. Ты ведь знаешь, Атонай подозревает его. Подданные Едугея на положении рабов, они уже не раз просили защиты у твоего отца. Сейчас он затеял что-то и мне это не нравится. Перед нашим отъездом исчезли двое охранников шатра царя. Их не нашли. Поиски ничего не дали. Не отправились ли они к твоему братцу — Едугею?

— Я не знал об этом. Может у Едугея иная цель? — спросил побледневший Зиммелих. — Как и у нас — найти Путника.

— Вряд ли. Я не всё сказал. Эти двое, кто хохотали — служили в одной десятке с теми, кто исчез. Я предлагаю тебе, вернутся. Пятьдесят, тяжеловооружённых всадников в мирное Торжище, для чего — войны ведь нет. Им нужен не тот, кого зовут «путник», нет. Для него хватит и пяти-шести наших воинов. Давай вернёмся.