Пётр Волкодав - Булава скифского царя

— Спасибо старик, тебе помочь? — Зиммелих кивнул в сторону каменной «бабы».

— Не откажусь сын Атоная, мы устали сегодня. Вон, какая жара, но ты ведь торопишься.

— Ничего, успеем, а ну-ка — крикнул он своим воинам — помогите каменотёсам — и заметил, — а голова-то высокая у «столба».

— Да, Зиммелихе, ты увидел то, что не заметили другие. Эта дорога ведёт к сарматам. Эй — Эй, — крикнул он сыновьям и воинам. — Лицо «столба» должна смотреть на восток, разворачивайте, ещё.

Старику пришлось идти и показывать на месте, куда должна смотреть «голова». Зиммелих присел на повозку и с интересом стал наблюдать за происходящим. Рядом с мужем примостилась Накра.

Ещё внизу, в балке, он по достоинству оценил ум старика. «Подняться вверх с таким грузом рискнул бы далеко не каждый. Его отец — Атонай, знает, кому поручать такие работы. Старик выручил с дорогой, сэкономил полдня времени. А в Торжище?» …мысли прервал подошедший молодой сын старика.

— Что тебе, говори? — сухо спросил Зиммелих. Хорсил вздрогнул и покосился на Накру.

— Говори, что язык проглотил. — повторил Зиммелих. Молодая амазонка хихикнула. В этот раз Хорсил не отвернулся от девушки и не покраснел.

— Возьми меня с собой, Зиммелихе — скороговоркой выпалил он — Я хочу быть воином. — Братья разинули рты и бросили работу. У старика взметнулись брови, а у девушки исчезла насмешливая улыбка.

— Ишь, какой шустрый. — Зиммелих захохотал, а Тертей подошёл к парню и похлопал по плечу.

— Рано тебе ещё. Усы только показались, а ты — воевать собрался.

— Возьми меня Зиммелихе, — снова взмолился Хорсил. — клянусь Папаем, я не подведу. Я хорошо стреляю из лука и умею держать меч. — Скифы засмеялись. Молчала из всех только молодая амазонка. К ней и обернулся сын царя: — Анта, дай парню меч. Сейчас посмотрим, как ты владеешь оружием. — Хорсил взял у девушки акинак и стиснул рукоять.

— Ударь меня, заруби, заколи — внезапно приказал Зиммелих. Хорсил растерялся. — Но, но ты ведь без оружия, а вдруг…

— Бей, — закричала Накра. — Тебе приказывает сын царя. — У Хорсила потемнело в глаза; он сделал стремительный выпад и послал акинак в грудь Зиммелиха. Сын царя мгновенно среагировал: отбил рукой меч, а ногой ударил Хорсила в грудь.

Когда тот пришёл в себя, из губы сочилась кровь, а рядом валялся акинак. Непонимающе, он обвёл всех глазами. У остолбеневших братьев и отца были немые и испуганные лица, но Анта теперь смотрела на него с уважением, двое воинов, позади Накры, заливались смехом. Тертей помог подняться и вытер кровь с разбитой губы. — А ну, заткнитесь, — приказал он смеющимся. Оба — мгновенно прикусили языки и застыли как «бабы». Связываться и шутить с Тертеем им не хотелось. Тертей скупо улыбнулся Хорсилу: — Клянусь Папаем, из тебя выйдет настоящий воин. Ты не побоялся поднять меч. Далеко не каждый воин смог бы отразить подобный удар.

— Да, Тертее, — Зиммелих утвердительно кивнул и подмигнул юноше. — Приходи когда сойдёт снег. Тебя научат не только наносить удары, но и отражать их. Как звать тебя?

— Хорсил.

— Хорсил? — Зиммелих вопросительно посмотрел на старика. Тот утвердительно махнул головой.

— Да, Зиммелихе, мой младший родился под знаком Хорса, в полдень. — Зиммелих вынул одну из стрел и протянул парню. — Покажешь, и тебя пропустят ко мне. Приходи, когда сойдёт снег.

— Погоди.

— Что тебе ещё Хорсиле, — как к взрослому обратился сын царя.

— Я, сейчас — парень скоро вернулся, неся с собой, горит. Он вложил туда стрелу и достал из одного из отделений два маленьких мешочка.

— Это тебе, Зиммелихе. Я дарю ее тебе! — торжественно заявил парень.

— Что это? — Любопытные скифы окружили их. Хорсил вынул содержимое и положил на ладонь.

Зиммелиха и тотчас настала тишина. Рука у Зиммелиха вздрогнула, а у старика округлились глаза.

Аспидно-черная булава грела ладонь и сердце; в ней бликами играло и переливалось солнце. Завороженные скифы, как дети смотрели на неё. Всем известно: этот кремень привозят издалека, с дальних северных земель, где ещё на север, а в одном году бывает один день и одна ночь. Известно и то, что стоит такой камень дороже золота и их святыни — лука. Никто из сколотов не разговаривал, боясь нарушить что-то хорошее, что произошло сейчас на их глазах. Онемевший и ошеломлённый Тертей, словно в тумане увидел утренние росы и степные закаты, когда его бескрайняя степь становиться розовой, как в снах и хочется скакать и скакать без остановки за диском слепящего в ее беспредельность, вдыхая тугой, опьяняющий до одури воздух, слышать ржание лошадей и пение жаворонка и ни о чём не думать. Просто — плыть по ковру трав и ни о чём не думать.