Робин Ла Фиверс - Темное торжество

Она помогает мне натянуть чистую сорочку, я же с недоумением вспоминаю свои первые дни в обители и тщетные попытки оттуда сбежать. Потом мои мысли перескакивают на то, как в Нантском замке д'Альбрэ убивал верных слуг герцогини. Ужас в глазах Тильды, ночное царапанье под моей дверью…

— Ну, дурой была, — замечаю я негромко.

Ее лицо смягчается.

— Ты при дворе д'Альбрэ небось страстей натерпелась больше, чем все мы, вместе взятые. Но мне кажется, Сибелла, ты все-таки не понимаешь, каково это — чувствовать себя брошенной, когда все кругом получают задания и только тебе никак не перепадает возможность утвердить себя и послужить общему делу. Особенно это тяжко для такой, как Аннит, ведь она готовилась едва ли не с рождения.

У меня вдруг садится голос.

— Она бы и двух недель за стенами не протянула.

Исмэй глядит с осуждением:

— Только ей самой в этом убедиться не дают.

У меня не осталось душевных сил, чтобы спорить, и я направляю разговор в другое русло:

— А что у тебя за отношения с Дювалем?

Она спешит налить себе и мне по бокалу вина.

— С чего ты взяла, будто у нас… отношения?

— Да ладно, достаточно один раз увидеть, как вы смотрите друг на друга. Взять хоть то, что он не велел тебе убивать… ну, про кого вы там говорили, и ты к нему прислушалась. Так ты любишь его?

Исмэй протягивает мне бокал, и тот чуть не вываливается у нее из руки.

— Сибелла!

— Ты влюблена, — выношу я вердикт.

Беру кубок и отпиваю вина, соображая по ходу дела, как к этой новости относиться.

— Да с чего ты взяла? — повторяет она.

— Да хоть с того, что ты покраснела.

Она принимается играть ножкой бокала.

— А если это моя стыдливость не может снести таких прямолинейных вопросов?

— Ой, только простушку передо мной не разыгрывай! Лучше вспомни-ка, кто тебя целоваться учил. Дюваль должен мне быть ох как благодарен.

Исмэй запускает в меня скомканным полотенцем:

— Все сложно…

Почему-то я вдруг думаю о Чудище. И начинаю гонять вино в бокале по кругу.

— А кому сейчас просто?

— Он меня замуж звал.

Вот так сюрприз! Этот Дюваль начинает мне нравиться.

— А ты разве больше не замужем за тем свинарем?

— Нет. Наш брак так и не свершился, и на второй год моего пребывания в обители матушка аббатиса добилась признания его недействительным.

— И что же ты ответила на предложение?

— Сказала, что подумаю. Я его в самом деле люблю и всю жизнь буду любить, но… чтобы снова кто-то имел надо мной такую власть…

— А настоятельница что говорит?

Исмэй морщит нос и наливает себе еще вина.

— Это одна из причин, по которым она мне больше не благоволит.

— Тебе?! Но ты же ее любимицей была! Как и Аннит.

— Нет. — Исмэй решительно мотает головой. — Она любила не меня, а наивную послушницу, которая преклонялась перед ней и слепо верила каждому ее слову.

И я начинаю понимать, насколько сильно изменилась Исмэй.

Продолжить разговор нам не удается. В дверь стучат, Исмэй отзывается, у порога происходит напряженный разговор шепотом, после чего она прикрывает дверь и возвращается ко мне.

— Совет распустили до утра, — сообщает она. — Сестре герцогини сделалось хуже, и государыня желает, чтобы я смешала для бедной Изабо немного снотворного.

Я приподнимаю бровь:

— Ты же вроде у нас мастерица по ядам, а не наемная лекарка?

Моя подруга невесело улыбается:

— Это все тот же танец со Смертью.

Теперь я одета в одно из нарядных платьев Исмэй, и стражник при входе во дворец почтительно приветствует меня, не чиня никакой задержки. Я выхожу в прохладную ночь и направляюсь к мосту, освещенному редкой чередой факелов. Внизу по черной воде разбегаются блики.

Мост ведет к обители бригантинок, куда поместили Чудище. Я спешу туда, желая убедиться, что везла рыцаря в такую даль не затем, чтобы он взял да испустил дух на руках у монахинь.

Приблизившись к воротам монастыря, я обнаруживаю их надежно запертыми. По правую руку от створок замечаю на земле нечто похожее на ворох тряпья и не сразу узнаю спящего Янника. Без сомнения, его выставили из обители, ведь он просто калека, а не раненый или больной. Но, будучи предан своему хозяину, словно вернейший из псов, он никуда не ушел.

Я подумываю о том, чтобы позвонить в колокольчик, но оставляю эту мысль. Что, если меня тоже не пустят? Или, того хуже, начнут выпытывать, зачем я к ним явилась.

Я колеблюсь. Наверняка Чудище больше во мне не нуждается. Теперь кругом него хлопочут лучшие лекари нашей страны. Так что я пришла сюда не помощь оказывать.