Робин Ла Фиверс - Темное торжество

— Мне они показались вполне любезными.

Жаметта удивленно поворачивается в мою сторону. Я же замечаю у нее новую побрякушку. Лоб фрейлины украшает розовая жемчужина на тонкой золотой цепочке.

— Но ведь кузнец до последнего не желал брать ваш заказ? — спрашивает она.

Я прикидываю про себя, что вырвать ей сначала, — слишком длинный язык или эти чересчур наблюдательные глаза. Она ведь стояла достаточно далеко и никак не могла слышать, о чем мы с мастером говорили.

— Боюсь, ты заблуждаешься, — говорю я ей. — Он просто не был уверен, что сумеет выполнить работу в отведенный срок.

— А-а, вот оно что, — несколько смущенно отвечает она.

Я поворачиваюсь к отцу, желая удостовериться, что кузнецу не будет из-за меня беды:

— Он был вполне учтив… для деревенщины, конечно. А уж его хозяйка прямо не знала, чем еще мне услужить.

— Скверно, — произносит д'Альбрэ.

Маршал Рье смотрит на него с удивлением:

— Чем же это скверно, государь?

Мой отец ухмыляется. Более ужасающее выражение на человеческом лице трудно себе представить.

— А тем, что я уже размечтался, как накажу город за непочтительность.

У меня пробегает по спине холодок. Я принимаюсь лихорадочно соображать, как отвлечь мысли графа от несчастного кузнеца.

Помощь является с совершенно неожиданной стороны.

Пьер, явно перебравший вина, высоко поднимает кубок:

— Давайте вместо этого примерно накажем герцогиню! Вперед, на Ренн!

Рядом с ним сидит, всеми забытая, вдовствующая баронесса Вьенн. За эти несколько дней она постарела на добрый десяток лет. Что так состарило ее, смерть мужа или знаки внимания со стороны Пьера, узнать мне неоткуда.

Юлиан недоверчиво косится на брата.

— Дело за малым, — говорит он. — Они там очень хорошо запаслись и легко выдержат любую осаду. А мы будем стоять в поле и выглядеть по-дурацки.

— Это при нашей-то мощи? — пьяно возражает Пьер.

Юлиан подчеркнутым жестом отсылает пажа, норовящего наполнить Пьеру кубок.

— Наша мощь, — говорит он, — будет пропадать вотще, пока мы не проникнем в крепость.

Во взгляде д'Альбрэ появляется коварство. Граф вертит в руке ножку кубка.

— Давайте предположим, что есть кому помочь нам изнутри, — произносит он, и у меня падает сердце.

Неужели герцогиня еще не всех изменников выгнала из своего совета? Насколько мне известно, там ни одного не осталось. Все предатели собрались здесь, за столом у графа.

— Есть кому? — озадаченно переспрашивает Рье.

Д'Альбрэ вновь тянет с ответом. Неторопливо допивает кубок, потом ждет, чтобы лакей вновь наполнил его, и наконец продолжает:

— Я выслал туда людей с наказом затесаться в ряды наемников капитана Дюнуа, нанятых для усиления войск герцогини. Им велено добиваться, чтобы их ставили в наименее защищенные части города. У ворот, на мостах, при сточных канавах. Словом, повсюду, где в город так или иначе можно проникнуть.

Когда они там устроятся, — откровенничает д'Альбрэ, — в броне герцогини появятся щелки, которыми мы со временем и воспользуемся. Придет срок, и эти лазутчики откроют перед нами ворота. После этого мы легко расправимся с ее охраной и поставим на стены уже своих людей. Убежище герцогини скоро станет ее тюрьмой!

И он улыбается. Белые зубы кажутся ослепительными в густой черноте бороды.

Ясно как божий день: безудержное честолюбие д'Альбрэ способна обуздать только смерть. Я представляю себе, как его воинство надвигается на Ренн и наводняет его улицы, и желудок скручивается в тугой узел. Случись это, будет столько смертей…

Пьер торжественно поднимает бокал:

— Не пора ли отправить ей наше послание, государь?

Д'Альбрэ замирает, и на какой-то миг я даже опасаюсь, как бы он не запустил в Пьера кубком. Но вместо этого он улыбается:

— Завтра, молокосос. Мы отправим его завтра.

И я понимаю, что время, отпущенное раненому рыцарю, истекло.

Я оставляю Юлиана распластанным в кресле возле камина. Голова запрокинута, рот приоткрыт. Выглядит он почти мертвым. Я и в самом деле подумывала убить его, но попросту не смогла. Он слишком много для меня сделал. Мы столько всего вместе пережили… Стояли друг за дружку, когда больше никто не хотел за нас заступиться.

А еще Юлиан — одно из немногих живых существ, кто любил меня и не поплатился за это жизнью.

Он долго будет чувствовать себя разбитым и не сможет избавиться от тяжести в голове после очень щедрой дозы снотворного, но это поистине самое легкое наказание, которое он заслужил за то, что явился в мою комнату без приглашения. Ну а мой шаг становится легче уже от одной мысли, что я навсегда избавилась от его еженощного царапанья в дверь!