Робин Ла Фиверс - Темное торжество

Меня подташнивает, и я усилием воли отгоняю от себя картину жуткой расправы. Чувствуя, что госпожу всю колотит, Тефани ненадолго отлучается, чтобы вернуться с моей ночной рубашкой, и помогает переодеться возле огня. Облачив меня в чистую сорочку, она вкладывает в руки чашку горячего вина и уходит греть мою постель.

Завершив все дела, она кланяется и при этом старательно избегает моего взгляда:

— Могу я еще что-нибудь сделать для вас, госпожа?

Я смотрю на склоненную голову, на покрасневшие щеки и пытаюсь понять, что так привязало ко мне эту девочку, в то время как все наслаждаются моей явной опалой. А вот она не просто верна мне, но и проявляет решимость служить, даже невзирая на гнев Юлиана.

— Останься, — говорю я.

Это должно было прозвучать как приказ, но, боюсь, прозвучало как мольба. Пока Тефани переодевается ко сну, я забираюсь под одеяло. Даже тепло от нагретых кирпичей не в силах изгнать дрожь из моего тела.

Я снова думаю про несчастного узника — как ему, должно быть, холодно в подземной темнице. Или он настолько провалился в беспамятство, что уже и не чувствует ничего?

Кровать слегка проседает: это Тефани присоединилась ко мне. Я даю ей устроиться поудобнее, после чего придвигаюсь. Я чувствую себя призраком, жмущимся к живому теплу.

Когда меня наконец-то перестает трясти и я уже сползаю в желанное беспамятство сна, я чувствую, как моих волос касаются теплые нежные губы. А может, это мне уже снится.

Но в любом случае мне словно бы пообещали отпустить все грехи…

Мой отец с приближенными возвращается во дворец как раз ко времени полуденной трапезы. Вымыться они не удосужились, и в зале густо разит лошадиным потом, несвежим телом и засохшей кровью. Однако не от этого у меня начисто пропадает аппетит. Я вижу д'Альбрэ, пребывающего в необычайно приподнятом настроении. А мне отлично известно: это бывает, только если он задумал что-нибудь по-настоящему гнусное.

Когда я усаживаюсь за стол, Юлиан бросает мне взгляд, в котором ясно читается предупреждение: «Будь осторожна!»

Что ж, после того как он застукал меня в подземелье под башней, все мои блистательные планы обратились в дым. Теперь я совершенно не представляю, каким образом устроить Чудищу побег, как спасти его от мучительной казни. Должно быть, они там на каждой ступеньке стража поставили. Да и Юлиан теперь знает, кто во всем виноват.

По-прежнему я не надеюсь пережить попытку побега, но это меня волнует меньше всего. Я поглаживаю кольцо на правой руке. Оно вырезано из черного обсидиана, и в нем запрятана доза яда. Доза, предназначенная для меня.

Д'Альбрэ обладает жутковатой способностью точно подгадывать момент. Вот и теперь я чувствую на себе его взгляд. В глазах графа пляшут бесовские огоньки. Он спрашивает:

— Что ты натворила, пока я был в отъезде?

Мне требуется вся выдержка, чтобы не посмотреть на Юлиана. Не рассказал же он, в самом деле, д'Альбрэ о моей вылазке в подземелье?

Нет, конечно не рассказал. Иначе бородища д'Альбрэ не топорщилась бы в пародии на благосклонность. Я быстренько решаю изобразить смирение — по крайней мере, пока не выясню, в чем дело.

— Я развлекалась в обществе придворных дам, государь. И еще мы выходили в город посмотреть, что там забавного.

Он отхлебывает вина, продолжая разглядывать меня. Молчание длится; граф медлит, несомненно добиваясь, чтобы мои нервы как следует натянулись.

— Кроме того, мне нужно было поясок починить, — говорю я на тот случай, если он вознамерился сличить мой рассказ с доносом Жаметты.

— Вот как? — спрашивает он, поднимая кубок. — Понравился тебе город? Хорош ли был прием, соответствовал ли твоему высокому положению?

По его лицу ничего невозможно понять. Поди угадай, расставляет он мне западню или всего лишь проявляет обычное любопытство.

— Горожане не особенно разговорчивы, — подумав, отвечаю я. — И ювелирное искусство не пребывает на той высоте, к которой мы привыкли.

Он кивает, словно примерно такого ответа и ожидал:

— А что ты скажешь о настроениях в городе? Когда мои воины едут по улицам, тамошний люд глядит исподлобья, но я ничего особенного в этом не нахожу: городские жители редко любят армию. Прием, оказанный ими тебе, гораздо больше говорит о том, на чьей они стороне.

Я поневоле думаю о кузнеце, так неохотно согласившемся обслужить нас. О разносчике пирожков, собравшемся задать стрекача. О лавочниках с их подозрительными взглядами. И пожимаю плечами: