Денис Чекалов - Сумеречный судья

Это на самом деле ничто, не сгусток энергии, а наоборот, полное ее отсутствие. Он повелевает теми, кто по детской наивности отдал ему свои жизни, и питается за их счет до сих пор.

— Вот дом, где жили Мэделайн и Родерик, — сказал я, пряча записку с адресом. — Не очень, как считаешь? Или даже очень не.

Я подозвал мальчишку, который возился с консервной банкой — надеюсь, не делал из нее гранату. Паренек охотно зашагал ко мне, а за ним и пара его приятелей. Думаю, их привлек не мой чарующий голос, а дорогая машина.

— Мы ищем одного человека, — сказала Франсуаз.

Девушка наклонилась к мальчику. Ее серые стальные глаза оказались на одном уровне с его лицом. Френки полагает, что именно так следует разговаривать с детьми.

Судя по тому, как крошка смотрел в вырез ее платья, — он повзрослел очень быстро.

— Старика, который живет в цоколе.

— Вы говорите об Уолдо, — уверенно сказал мальчуган.

Затем посмотрел на нас с новым интересом.

— Вы — его дети, верно? Он говорит, у него их много, и все ему помогают.

— Наверняка Мэделайн тоже одна из них, — вполголоса заметил я, когда мы шли через улицу.

Солнце пряталось за крышами высоких домов.

— Я его чувствую, — прошептала Френки.

— А я его вижу.

Уолдо Каннинг сидел на деревянной скамейке. Узловатые пальцы скрещены на рукояти трости из потертого дерева.

— Я ждал, когда вы придете, — произнес он.

Слабые детские голоса раздавались со всех сторон.

Уолдо Каннинг смотрел на меня, и я понял, что этот человек наполовину слеп.

Детские голоса становились все громче, теперь можно было разобрать слова.

— Старый Уолдо, — говорили они. — Наш добрый Уолдо. Мы любим тебя. Мы поможем тебе.

Старик улыбался.

Я почувствовал, как мягкие ручонки касаются моих ног, ладоней. На прогретом солнцем асфальте раздался тихий топот маленьких ног.

Дворик оставался пустым.

Франсуаз повернулась, и стала похожа на большую сильную хищницу, которую пытаются окружить враги.

— Мы не бросим тебя, наш Уолдо.

В этих словах звучала трогательная ласка.

— Ты — единственный, кто понимал нас, кто нам сочувствовал. Ты помогал нам жить, и теперь мы поможем тебе.

Я увидел их лица — полупрозрачные, бледные с остановившимися глазами.

Франсуаз громко вскрикнула и пошатнулась.

— Я знал, вы не оставите меня, — губы старика медленно шевелились. — Спасите своего Уолдо. Заберите этих людей.

Маленький дворик весь наполнился тихими звенящими голосами. Их становилось все больше и больше — так много, что я уже не мог различать слов.

Франсуаз снова вскрикнула, когда ее с силой толкнули. Девушка пошатнулась, и вокруг нас раскатился детский смех.

А потом у них начали взрываться головы.

Они все еще не были здесь — только их прозрачные тени, детские души, похищенные Уолдо Каннингом много лет назад.

Их головы начали распухать. По безжизненным щекам с треском пробегали глубокие трещины. Глаза выпучивались, натягиваясь тонкой пленкой, и лопались, обнажая бездонные черные отверстия.

Они уходили далеко в пустоту — туда, где нет ничего и больше не на что надеяться.

— Мерзкий старикашка, — пробормотала Франсуаз.

— Идите ко мне, мои дети, — говорил Уолдо. — Убейте их. Принесите мне душу демона с серыми глазами.

Трещины на лицах детей углублялись, заворачиваясь безобразными струпьями. Головы разлетались на части, и хрупкие кусочки черепов шелестели под робкими шагами маленьких ножек. На худеньких плечиках оставались лишь осколки, сзади свисали пряди волос. К нежному голубому небу поднимались звенья обуглившихся позвоночников.

Темные жуки ползали там, наполняя обломки детских голов. У некоторых остались только нижние челюсти с молочными зубами. Насекомые взбирались по ним, бегали по подбородку, прятались за отвороты веселых пестрых рубашечек.

— Иди к нам, — шелестели дети, а кусочки их черепов трещали и крошились под ногами.

Одна девочка наступила на чей-то выпученный глаз, и он разлился булькающей черно-кровавой лужей.

— Иди к нам. С нами так хорошо, так спокойно. Уолдо забрал наши страхи, и теперь нам не о чем беспокоиться. Брось все и иди к нам.

Франсуаз попятилась, но дети были повсюду. Они поднимали ручонки и трогали нас. Их пальцы свертывались, как сворачиваются жареные кусочки мяса. Белые косточки осыпались, лишенные разлезшихся сухожилий.

— Я дал вам счастье, — говорил Уолдо Каннинг. — Благодаря мне вы живете, не зная волнений. Помогите же теперь старику.