Надя Яр - Стражи на башнях

— Это моя религия, Майа, — Ли стоически смотрел мне в глаза. — Медальон — знак моей веры.

— Ага. Понятно. И с каких пор?

Я чувствовала себя так, как будто закон всемирного тяготения внезапно отменили, и всё зависло в состоянии ноль, весь мир.

— Примерно с начала зимы. Я хотел поговорить с тобой об этом, Майа. Ведь мы никогда не обсуждали с тобой религиозные темы, а зря. Всё довольно удачно сошлось.

Мы никогда не обсуждали религиозные темы, подумала я, и совершенно зря заговорили о них сейчас. Ниневийский эксперт по этике — демонопоклонник. Мой друг.

— Джошуа, оставь нас одних, — сказала я, понимая, что обязана защитить мальчика. Джошуа посмотрел на Ли, и тот утвердительно прикрыл глаза. Всё это от меня не укрылось. Как тактично… Значит, он слушается не меня, а брата. А чего ж я, интересно, ждала?

Джошуа поднялся и ушёл, и мы остались с Ли одни. Как он изменился, я сразу и не заметила. Причём это не только тема разговора. Раньше он никогда не говорил так много , никогда не вёл себя настолько… по-человечески .

— Хорошо, Ли. Сейчас мы это обсудим. Ты говоришь, ты верен Инлэ. Как это получилось? Когда ты начал с ним говорить?

— Это он заговорил со мной, — сказал Ли. — Это случилось во время моих медитаций. Я тебе о них рассказывал.

— То есть ты слышал какой-то голос… в астрале? И он представился как Инлэ?!

Быть этого не может, и всё. Ли — и чтобы такая чушь…

— Не совсем. Это был не просто голос, а встреча. У меня был ряд вопросов, которые люди обычно хотят задать высшим силам: кто мы, откуда, зачем живём, почему существует зло, смерть и боль… все эти детские вопросы, Майа. В моих духовных путешествиях они были со мной. Я как будто стучал, стучал в дверь, о которой сам не знал — и вдруг мне открыли. Открыл Инлэ.

— И он дал тебе ответ?

— Да.

— Хороший ответ?

— О, да.

Мне совсем не хотелось знать, что это был за ответ. Я и так могла его себе представить. Если бы мне вздумалось выдумать апологию Инлэ, я, врач, сделала бы это без особого труда. Тем меньше труда пришлось затратить самому Инлэ.

— Ли, ты ему веришь?

— Да, Майа. Да.

— Но он ведь мог тебя и обмануть.

— Нет, не мог. Ты же знаешь, люди не могут меня обмануть. За всю мою жизнь ещё никому это не удалось.

— Инлэ — не человек.

— Ошибаешься. Он человек. Его последнее тело было человеческим — то самое, с которого содрали кожу. И он страдает, как страдал бы человек.

— Да? Только это тело , Ли. Не дух.

— Ты же антрополог. Ты знаешь, в какой мере тело формирует дух. В полной мере, Майа. На все сто процентов. Знаешь, на что он похож? Ментально? — Ли подался ко мне, в его лице была боль. — Помнишь тех африканцев, что я тебе сюда привозил? Руандийцев? Майа, Инлэ похож на беженца из зоны геноцида. Он искалечен непоправимо, до глубины своего существа. С таких людей как будто сорвали крышку, вытряхнули и растоптали всё, что составляло их достоинство, личность, их сокровенную тайну. Осталось одно лишь израненное, нагое «я», болезненно обострённое самосознание перед лицом абсолютного разрушения. Он говорит о своём суде и казни так же, как беженки рассказывают о групповых изнасилованиях, которым они подверглись. Он рассказывает, как уничтожили его людей и зверей, так же, как беженцы говорят об убийстве своих родных и соседей.

Я содрогнулась. Я очень хорошо помнила этих беженцев.

— Он как ребёнок, у которого на глазах подожгли его дом, зарубили родителей, братьев, сестёр и домашних животных, а самого его ударили по голове и бросили среди трупов, приняв за мертвеца. Таков наш ужасный Враг, Майа. Таков тот, кого нам предписывали бояться и ненавидеть.

Боже, Боже, Ли… Какое в твоих глазах горе, какая горечь! Эти эмоции не свойственны тебе, эти слова не свойственны тебе. Оставаться у меня на завтрак, снимать маску, говорить о вере — всё это не ты! Или всё-таки ты? Неужели я тебя так неправильно оценила? Я просто ничего не видела, была слепа… Или же ты действительно изменился? Если некая встреча сорвала с твоей души крышку и обнажила всё это, спрятанное, словно Янтарная комната, до роковой поры — то что это должна была быть за встреча? Что могло тебя так глубоко достать ?

— Ли, — сказала я, страшась и желая ответа, — скажи, пожалуйста… какого рода твои отношения с Инлэ?

Что, если он сейчас скажет мне правду?

— Сейчас увидишь, — Ли встал и начал расстёгивать рубашку. Пуговица, вторая… На груди у него был медицинский пластырь. Он расстегнул последнюю пуговицу и распахнул рубашку.