Надя Яр - Тень от башни

— Stop here and let me out [1] «Stop here and let me out» — «Остановитесь здесь и выпустите меня» (англ.) , - велел Саша водителю.

Смуглый кривой испанец скосил глаза, наткнулся на Сашин взгляд в зеркале и молча сделал как сказано. Автобус попылил дальше в Барселону. Саша потянулся, впившись пальцами в ладони, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, оттеснил боль и зашагал вслед.

Пешком он прошёл километров пять. Барселона встретила гостя косыми красными лучами солнца на закате, насыпным плоским холмом и крестами, на которых были повешены его люди. Крестов было семь, как и членов организации в Барселоне. Они стояли у дороги у подножия холма, и Саша решил — всё правильно. Этих людей, простых христиан, казнили там, где следует — под Горою Черепов, а на высоте над мучениками незримо взлетал в Небеса тот Крест.

Сборище зрителей на обочине было невелико, меньше, чем следовало ожидать. Кое-кто снимал сцену казни на камеры и мобильные телефоны, фотографировали и из проходящих машин, а рядом, под удачным углом к солнцу, стояли съёмочные группы местного ТВ. Саша нырнул в толпу и подошёл поближе. Все его люди были уже мертвы. От бледных тел шёл грязный и кровяной запах смерти. По лицам ползали мухи, влезали в открытые рты. Он знал убитых, конечно, в лицо, знал всех семерых — не далее года назад он сам втянул их, единомышленников, сетевых знакомых, в Последний крестовый поход. Ячейка не оправдала надежд, её уничтожили перед первым же крупным делом. Для Барселоны организация избрала классику городской герильи — начинённые гайками и болтами бомбы, работающие как кассетный снаряд, который рвёт в фарш плоть и кости. Заложить бомбы решили в метро — поутру, когда вагоны полны людей, спешащих к своим уютным рабским галерам. Правитель города Эрнандо Барка оценил дар по-своему и вздёрнул дарителей на кресты — метод убийства древний, как мысль государства. Вот пара, Ирма и Оскар. Ося с женой… Приспешники дона Барки даже не потрудились распять их рядом: Ирма висела в заднем ряду, её супруг — впереди, ближе всего к дороге. Это презрение к личности, к жизни казнённых достало Сашу особенно глубоко.

Он поднял руку, будто решил почесать над ухом, и незаметно коснулся виска двумя пальцами, отдавая честь мёртвым. После того, как вагоны взлетят на воздух, Саша планировал маленький праздник — собственно, он был намечен на завтра. Загородный коттедж Оси с Ирмой прекрасно бы для него подошёл. Я подниму бокал за каждого из вас, пообещал он, глядя снизу вверх в мёртвые лица, — а в вечности мы их подымем вместе. Он повернулся и пошёл прочь.

Лишь миновав высокий стенд с голографическим портретом дона Барки, Саша сообразил, что ноги бездумно продолжили его путь и повлекли его к городу по шоссе — туда, куда он и шёл. Если выставка актуального искусства бесов предназначалась специально для него — а для кого ещё? — то оставаться на дороге — не лучшая из идей. Саша уже так долго ждал пули снайпера, что неизвестная эта пуля, надписанная его именем, ощущалась костями черепа, беспокоила будто дырой в виске и свербёжкой над переносицей, между глаз. Куда она попадёт?.. Он притормозил, раздумывая, где скрыться, и тут стенд ожил. Эрнандо Барка заговорил.

— Вот кто ворует овец из моего стада.

И умолк. Он был старый мёртвый солдат, мрачный лик с пожелтевшей, словно пергамент, кожей. Хозяин Каталонии и Барселоны носил мундир испанского улана — не настоящий, а вроде того, как публика представляла себе теперь облачения воинов старых времён, уланов, мушкетёров и гусар, какими они были в голливудских кинолентах. Стильная эта фальшивка сидела на нём как влитая, мундир — и дон Барка в мундире — казался более настоящим, чем настоящее. Глаза его были пусты, темны. Саша ждал, что людоед скажет дальше, но Барка молчал. Он оставался безмолвным без всяких усилий, как всё неживое — длинный тощий мертвец. Саша решил представиться.

— Саша Плятэр, — и он насмешливо отдал честь тем же жестом, что у Голгофы. — Пренеприятно познакомиться.

— Взаимно, — ответил улан. — Куда это Вы идёте?

— К Святому Семейству, — заявил Саша. — Можно? Я просто паломник.