Джеффри Форд: Заклинание мантикоры

Я ехал через тьму несколько минут, но с меня и этого было довольно. Я слез с лошади, вырыл ямку сбоку от тропы и воткнул в нее факел. Свет факела образовал на земле широкий круг. Я достал прихваченную лопату и голову мантикоры. Через полчаса копания где-то неподалеку раздался негромкий рокот. Я решил, что кто-то следит за мной из темноты, но потом обнаружил, что звук этот создают вращающиеся челюсти мантикоры, и оцепенел от страха. Две минуты спустя я понял, что из мешка доносится голос. Когда я взглянул туда, улыбки на лице чудовища не было. Глаза мантикоры были широко раскрыты, расселина рта распахнута, три ряда зубов сверкали, и она говорила на чужеземном языке.

Я вынул голову из мешка, положил ее в центре круга света, убрал ей волосы с лица и стал слушать красивый певучий язык. Потом, выйдя из своеобразного транса, вызванного этим потоком слов, я вспомнил про заклинание, которое дал мне Уоткин. Я положил порошок на тыльную сторону ладони, тщательно прицелился и сдул его твари в лицо. Мантикора закашлялась. Слова я забыл, поэтому стал говорить, что только мог припомнить, лишь бы звучало похоже. Потом мантикора обратилась ко мне, и я ее понял.

— Вечность, — произнесла она, потом повторила это еще, и еще, и еще, с одной и той же интонацией…

Я схватил лопату и стал копать. К тому моменту я уже вырыл достаточно глубокую яму. Слово, повторяемое мантикорой, пугало меня, и я никак не мог швырять землю достаточно быстро. Когда голова была погребена как следует, оно все продолжало приглушенно доноситься из-под земли. Я утоптал почву, потом отыскал необычного вида зеленый камень, напоминающий кулак, и положил сверху.

Уоткин так никогда и не вернулся из того места у моря. К моменту, когда действие яда должно было закончиться, он уже не дышал. Тогда волшебником стал я. Всем было явно совершенно безразлично, что я ничего не знаю о магии.

— Придумывай ее, пока не обретешь, — посоветовал король. — А потом распространяй вокруг.

Я поблагодарил короля за проницательность, помня, что он съел чистое золото, и теперь, когда не погружается в грезы, редко бывает в своем уме. Шли годы. Я прилагал все усилия для изучения механизмов, снадобий и явлений, которые Уоткин потрудился описать. Полагаю, во всем этом где-то крылась магия, но распознать ее было трудно.

Я мог наблюдать за судьбой Уоткина при содействии волшебного зеркала, которое нашел в его спальне и которым научился повелевать. С помощью этого высокого зеркала, стоявшего на его письменном столе, я мог заглянуть в любое существующее место, отдав несложную команду. Я выбрал тихое пристанище у моря, и моему взору открылись чисто выметенные дорожки, цветущие глицинии, серый, занозистый забор. Темнело. Женщина с золотыми волосами сидела в плетеном кресле-качалке, что стояло на крыльце, и слушала, как поскрипывают доски. Вечерний ветерок холодил опаленную солнцем кожу. День казался бесконечным. Когда пришла ночь, женщина, покачиваясь, уснула. Я приказал зеркалу показать мне, что она видит.

Во сне она была на берегу. Волны мягко накатывали на песок. Мантикора — ее темно-красный цвет был великолепен на фоне ясного синего дня — ловила рыбу у берега при помощи сети с грузилами. Женщина с яркими волосами без страха приблизилась к ней. Мантикора, улыбнувшись, вежливо спросила, не поможет ли ей женщина вытащить сеть. Та кивнула. Сеть улетела далеко, и они стали ждать. В конце концов сеть дернулась. Женщина с золотыми волосами и мантикора принялись тянуть изо всех сил, вытаскивая улов. Постепенно на берегу показался Уоткин, запутавшийся в сети, с водорослями в волосах. Женщина подбежала к нему и помогла выбраться. Они заключили друг друга в объятия и поцеловались.

Теперь я внимательно прислушиваюсь к описаниям странных существ, живущих в глубине леса. Если пропадает человек или лошадь, я не могу успокоиться, пока досконально не разберусь с этим делом. Я стараюсь каждый день разговаривать с охотниками. Сообщения о неком существе невнятны, но их становится все больше, и теперь я понимаю, что меня связывают с ним некие тайные узы, будто его приглушенный голос, заключенный в моем сердце, продолжает шептать слово «вечность».