Джеффри Форд: Вихрь сновидений

Каждый год, в неуловимо краткое время, когда лето и осень ночуют в одной постели — первое, загорелое и утомленное, отходит ко сну, а последняя, мягко смахивающая с лица еще немногие пожелтевшие листья, побуждает сверчков стрекотать громче, — с далекого севера слетает Вихрь сновидений и несется куда-то на далекий юг, оставляя после себя неопровержимые доказательства невероятного. Наш городок, как и другие, лежащие на пути великого ветра, не избавлен от причудливых изменений, вызванных его появлением. Мы готовились к этому событию наилучшим образом — укреплялись сердцем и разумом, — ибо не было места, где можно от него спрятаться, даже если заползешь в глубокий погреб и натянешь на голову одеяло. Ни захлопнутые ставни на окнах, ни подоткнутые под дверь полотенца, ни выключенный свет, ни даже освинцованный гроб с плотной крышкой ни чуточки не спасали. Он всегда находил тебя и делал свое безумное дело,

Итак, каждый год, чаще всего ясным днем в конце августа или начале сентября, кто-нибудь вдруг замечал, что листья деревьев начинали суетливо трепетать и тихий шепот среди ветвей понемногу становился журчанием водного потока. Мы знали: надо немедленно предупредить остальных. «Вихрь идет! Вихрь начинается!» — кричали на улицах города, а констебль Хэнк Гаррет взбирался на крышу и вертел рукоятку сирены, подавая сигнал тревоги фермерам на полях, что приближается летучий хаос. Горожане Липары стремглав бросались по домам, бессильные защититься, но полные твердой решимости разделить бремя неестественности с родными и близкими, поддержать молодежь в уверенности, что это не будет длиться вечно.

В биение сердца, в мгновение ока ветер накрывал нас, сгибая молодые деревца, хлопая окнами, поднимая пыльные смерчи на городской площади, словно он всегда был здесь, тянущий жуткий вой сквозь наши жизни. Даже внизу, в подвале, за запертой дубовой дверью, в темноте этот устрашающий звук настигал вас и словно касался лица и загривка, расползался по рукам и ногам, как некое неведомое и невидимое вещество, мягко поглощающее вас в кокон. Знайте: в тот момент Вихрь начинал создавать из вас свои видения.

Его говорящее название — Вихрь сновидений — правдиво указывает на характер ветра гораздо больше, чем можно представить себе изначально. Ведь сновидение — это образ бытия, достаточно прочно основанный на привычных событиях в местах, где они происходят постоянно, чтобы спящий мозг счел событие возможным. Составлены целые фолианты чудес, свидетельств гнетущего ужаса, вызванных необычайным штормом, но я могу перечислить лишь малую долю того, чему был очевидцем за все время наблюдения за этим явлением.

Человеческое тело казалось его любимой игрушкой, и, откликаясь на роковой посыл сверхъестественного катализатора, плоть окрашивалась в любой цвет солнечного спектра, таяла и меняла очертания, так что голова раздувалась до размеров тыквы, а ноги вытягивались, поднимая своего владельца над крышами домов. Языки раздваивались или становились ножами, а глаза испускали пламя, вращались вертушками, лопались или превращались в зеркала, отражающие измененного наблюдателя — меня, — человека-саламандру с головой ибиса или бронзовую скульптуру луны. В год нашей с Лидией свадьбы длинные волосы жены взялись думать и жить самостоятельно, локоны захватывали чашки из буфета и хлопали их об пол. В год, когда мне исполнилось десять, мэр Мерш бежал вниз по Госсин-стрит с задницей на плечах, а из брюк раздавались приглушенные крики.

Глаза соскальзывали с лица на ладони, губы сползали на коленку, менялись местами руки и ноги, локти и ступни, большой палец ноги перемещался на нос, а указательный палец руки покачивался на ухе, грозя всем подряд. Люди становились зелеными обезьянами, ослами и собаками; собаки же обретали головы кошек, их ноги становились ершиками для трубок, а хвосты превращались в пучки сосисок с кусачими мордочками на концах. Однажды три поколения женщин одной семьи, от маленьких девочек до морщинистых матрон, отрастили черные перья и взлетели покружить над церковной колокольней, каркая поэмы на каком-то иностранном языке. Пастор Хинч стал наполовину свиньей, школьная учительница Мэвис Тофф превратилась в стул с высокой спинкой и головой-абажуром. Всё это не составит и сотой доли метаморфоз, ибо нет способа выразить словами неукротимую энергию и безумный гений Вихря сновидений.