John Tolkien - Властелин Колец (Перевод В. С. Муравьева, А. А. Кистяковского)

К началу седьмого все пятеро были готовы в путь. Толстик зевал во весь рот. Они бесшумно выбрались из дому и зашагали по задней тропке вслед за Мерри, который вел тяжело навьюченного пони, – через рощицу, потом лугами. Листья влажно лоснились, с каждой ветки капало, и холодная роса серым пологом заволакивала траву. Стояла тишь, и дальние звуки слышались совсем рядом: квохтали куры, хлопнула чья-то дверь, заскрипела калитка.

Пони были в сенном сарае: крепкие, один к одному, медлительные, но выносливые, под стать хоббитам. Беглецы сели поудобнее, тронули лошадок – и углубились в густой туман, который словно нехотя расступался перед ними и смыкался позади. Ехали шагом, час или около того, наконец из мглы неожиданно выступила Городьба, высокая, подернутая серебристой паутиной.

– Ну и как же мы через нее? – спросил Фродо.

– За мной! – отвечал Мерри. – Увидишь. Он свернул налево и поехал вдоль Городьбы, которая вскоре отошла назад краем оврага. В овраг врезался пологий спуск, глубже, глубже – и становился подземным ходом с кирпичными стенами. Ход нырял под ограду и выводил в овраг на той стороне. Толстик Боббер осадил пони.

– Прощай, Фродо! – воскликнул он. – Зря ты в Лес пошел, гиблое это место, сегодня же в беду, чего доброго, попадете. А все-таки желаю вам удачи – и сегодня, и завтра, и всегда!

– Если б у меня впереди был всего лишь Вековечный Лес, я был бы счастливчиком, – отозвался Фродо. – Гэндальфу передай, чтоб торопился к Западному Тракту: мы тоже из Лесу туда и уж там припустимся! Прощай! – Тут его голос заглушило эхо, и Фредегар остался наверху один.

Ход был темный, сырой и упирался в железные ворота. Мерри спешился и отпер их, а когда все прошли – захлопнул. Ворота сомкнулись, и зловеще клацнул запор.

– Ну вот! – сказал Мерри. – Путь назад закрыт. Прощай, Хоббитания, перед нами Вековечный Лес.

– А про него правду рассказывают? – спросил Пин.

– Смотря что рассказывают, – отвечал Мерри. – Если ты про те страсти-мордасти, какими Толстика пугали в детстве, про леших, волков и всякую нечисть, то вряд ли. Я в эти байки не верю. Но Лес и правда чудной. Все в нем какое-то настороженное, не то что в Хоббитании. Деревья здесь чужаков не любят и следят-следят-следят за ними во все… листья, что ли? – глаз-то у них нет. Днем это не очень, страшно, пусть себе следят. Бывает, правда, иногда – одно ветку на тебя обронит, другое вдруг корень выставит, третье плющом на ходу оплетет. Да это пустяки, а вот ночью, мне говорили… Сам-то я ночью был здесь раз или два, и то на опушке. Мне казалось, будто деревья шепчутся, судачат на непонятном языке и сулят что-то недоброе; ветра не было, а ветки все равно колыхались и шелестели. Говорят, деревья могут передвигаться и стеной окружают чужаков. Когда-то даже к Городьбе подступали: появились рядом с нею, стали ее подрывать и теснить, клонились на нее сверху. Тогда хоббиты вышли, порубили сотни деревьев, развели большой костер и выжгли вдоль Городьбы широкую полосу. Лес отступил, но обиды не забыл. А полоса и сейчас еще видна – там, немного подальше в Лесу.

– Деревья – и все? – опять спросил Пин.

– Да нет, еще водятся будто бы разные лесные чудища, – ответил Мерри, – только не тут, а в долине Ветлянки. Но тропы и здесь кто-то протаптывает: зайдешь в Лес, а там откуда ни возьмись тропа, и вдобавок неверная – леший ее знает, куда поведет, да каждый раз по-разному. Тут раньше была одна неподалеку, хотя теперь, может, и заросла, – большая тропа к Пожарной Прогалине, и за ней маленькая тропка вела наискось, примерно в нужную сторону, на северо-восток. Авось разыщу.

Из нескончаемого оврага вывела наверх, в Лес, еле заметная дорожка, вывела и тут же исчезла. Въезжая под деревья, они оглянулись: позади смутной полосой чернела Городьба – вот-вот скроется из виду. А впереди были только стволы, стволы, впрямь и вкривь, стройные и корявые, гладкие и шишковатые, суковатые и ветвистые, серо-зеленые, обомшелые, обросшие лишайником. Не унывал один Мерри.

– Ты ищи, ищи свою большую тропу, – хмуро понукал его Фродо. – Того и гляди растеряем друг друга или все вместе заплутаемся!

Пони наудачу пробирались среди деревьев, осторожно ступая между извилистыми, переплетающимися корнями. Не было никакого подлеска, никакого молодняка. Пологий подъем вел в гору, и деревья нависали все выше, темнее, гуще. Стояла глухая тишь; иногда по неподвижной листве перекатывалась и шлепалась вниз набрякшая капля. Ветви словно замерли, ниоткуда ни шелеста; но хоббиты понимали, что их видят, что их рассматривают – холодно, подозрительно, враждебно. Причем все враждебнее да враждебнее: они то и дело судорожно оборачивались и вскидывали головы, точно опасаясь внезапного нападения.