Роберт Говард - КОНАН. КАРАЮЩИЙ МЕЧ

Пораженный до глубины души, я даже оцепенел на несколько мгновений. А вот пикты времени не теряли. Сорвались с места, быстрые и гибкие, как пантеры, кинулись в лес ловить вражьего стрелка.

И успели достигнуть первых кустов, прежде чем я разорвал путы страха и изумления, вскочил и пустился наутек, пригибаясь под ветвями и огибая стволы. В такой кромешной мгле только инстинкт спасал от столкновений с препятствиями. Но зато пикты не смогут напасть на след, им тоже придется действовать наугад.

Спеша на север, я вдруг услышал завывания позади — от столь чудовищных, полных кровожадной злобы воплей любая душа уйдет в пятки. Все ясно: дикари выдернули из труди шамана стрелу и поняли, что она сделана рукой белого человека. И лютая ненависть ко мне только добавит сил преследователям.

Я бежал, и сердце колотилось от страха и напряжения; в глазах еще стояли картины разыгравшегося на поляне кошмара. И этот белый человек, хайбориец, — он держался не как пленник, а как почетный гость. Ему оставили оружие — я успел заметить нож и топорик на поясе. Неужели возможна подобная мерзость? Не привиделось ли мне все это действо? Еще ни разу не дозволялось белому смотреть на танец меняющейся змеи. Это мог сделать лишь пленник, как тот несчастный из племени воронов, или шпион вроде меня.

Как понимать случившееся? Что оно сулит моему народу? Помимо страха меня обуревали самые дурные предчувствия.

Они-то и заставили почти забыть о благоразумии. Осторожность уступила спешке; будь иначе, я бы не налетел на то проклятое дерево! Если бы не шум, ближайший пикт пробежал бы мимо, не увидел бы меня в черной ночи.

Позади меня больше не орали дикари, но я знал: пикты охотятся, точно волки с горящими глазами. Они растянулись в длинную дугу и прочесывают лес. Мой след пока не взяли, потому и молчат. Такой у них обычай — преследовать добычу без единого звука, пока она не окажется вблизи, в одном верном рывке.

Воин, услышавший звуки моего бегства, либо охотился в одиночку, либо оторвался от шайки, забежав далеко вперед. Возможно, он и вовсе не участвовал в погоне, а просто сторожил здесь, чтобы на его приятелей не напали с севера.

Как бы там ни было, он услышал, как я приближаюсь бегом, и ринулся на меня в непроглядной мгле, как сущий демон. Но его выдал слабый топот босых ног, и я успел резко повернуться навстречу.

Ночью пикты видят как кошки, и не могло быть сомнений: я обнаружен врагом. Но одно дело — обнаружить, и другое — хорошо разглядеть; дикарю я казался черным пятном. Занесенный им нож встретился с выброшенным навстречу топором; миг спустя мой собственный нож вошел в грудь врага, и от лиственного свода отразился смертный вопль — точно клич самого рока.

Ему вторил свирепый рев на юге. Преследователи совсем близко, в нескольких сотнях шагов. Теперь они точно знают, где добыча, и мчатся по лесу, высунув по-волчьи языки.

Я припустил что было духу, жертвуя всякой осторожностью ради быстроты и полагаясь наудачу. Авось не налечу в потемках на дерево, не раскрою себе череп.

Но вдруг деревья расступились, исчезли кусты. Не свет ли забрезжил меж ветвями там, впереди? Да, это луна, на небе слегка убавилось туч.

Я мчался по этому редкому лесу, как проклятая душа, травимая демонами на адской охоте. Вопли позади звучали все громче и громче, кровожадные твари уже ликовали. И вдруг ослабли крики, торжество сменилось гневом и досадой — еще бы, ни один пикт не сравнится в беге без препятствий с белым воином из Западной Марки.

Правда, пикты могли быть и впереди — как одиночки-разведчики, так и военные отряды. Но повезло — размалеванные призраки не бросались на меня из теней. Наконец я продрался через кусты к ручью и увидел впереди меж деревьев свет. Это могла быть только крепостца Кваньяра, самый северный аванпост Шохиры.

Прежде чем продолжать эту хронику кровавых лет, наверное, надо рассказать о себе и объяснить, почему я в одиночку отправился в Дебри пиктов.

Меня зовут Гэлт, сын Хагара. Я родился в провинции Конаджохара. Когда мне было десять, пикты прорвались за Черную реку, и обрушились на крепость Тусцелан, и убили там всех до одного, и очистили провинцию от поселенцев, изгнав их на восток, за Громовую реку. Конаджохара снова приросла к пустошам, населенным только дикими зверьми и людьми. Ее бывшие жители разбрелись по Западной Марке и осели в Шошире, Каунаваге и Орискавни, но многие, в их числе моя семья, подались на юг и нашли пристанище на реке Боевой Конь, возле крепости Тандары. Позже к ним добавился люд из старых провинций, где случился переизбыток населения; и вот возник край под названием вольная провинция Тандара, отличавшийся от других, расположенных восточнее болот. Те земли достались от королевских щедрот самым родовитым дворянам и под властью этих дворян обустраивались и заселялись. Совсем другая судьба у Тандары, ее свободные поселенцы отвоевали у чащоб без содействия аквилонской знати. Мы не платили податей никаким баронам. Никто из самых родовитых дворян не ставил над нами управляющих, мы их выбирали сами, из своей среды, и эти управляющие отвечали только перед королем. Мы собственными руками возводили крепости и этими же руками их защищали. И в дни войны, и в дни мира мы обходились своими силами. Видит бог, мирных дней на нашу долю выпало немного, ибо не утихала распря между нами и свирепыми соседями — пантерой, аллигатором и другими пиктскими кланами.