Юлия Остапенко - Рыцарь печального нейтралитета

– Ну… – протянул Антип, кажется, немного настороженный столь быстрым согласием. – По слухам, надо просто договориться с другой стороной, и тогда он сам появится. Ты же знаешь этих, малахитовых, они умеют быть одновременно в нескольких местах…

– Знаю, – кивнул лорд Себастиан, и улыбка сбежала с его губ, будто он вспомнил что-то не слишком приятное. Он наконец выпустил рукоять меча, полез в карман за новой порцией табака. – Георг, дуй обратно. Вызови лично Родрика и передай ему весь этот бред. Будем договариваться как цивилизованные люди. Раз уж не достались нам их нейронные бомбы, будем использовать их дипломатов. Такая у нас натура, Жак, – добавил он, обращаясь ко мне. – Лишь бы чужое попользовать, будто своей башки на плечах нет. Чего встал? – бросил он всё ещё топтавшемуся рядом Георгу. – Бегом, арш!

Георг отсалютовал и уже через минуту, всё такой же взмыленный, снова мчался к стенам города, трубя вызов парламентёра. Лорд Себастиан проводил его взглядом, задумчиво сворачивая самокрутку.

– В глаза моей совести взглянет, значит, – проворчал он. – Поэты хреновы. Никогда мне эти малахитчики не нравились. Антип, а помнишь…

– Помню, – сказал Антип, и они оба умолкли.

А мне стало неуютно, как будто сейчас их стоило оставить наедине. Но я не ушёл, потому что блики беспощадного южного солнца всё так же полыхали на лезвии меча, всаженного в землю у монсеньёра между колен.

…Мне всегда было интересно, почему он Печальный. Ну, Рыцарь то есть. А в народе говорили: увидишь – поймёшь. То есть толком никто не знал.

Но я действительно понял, когда увидел.

Родрик согласился с неожиданной радостью – вероятно, и сам бы предложил, но то ли не хотел слабину показать, то ли реакции боялся. Враги называли монсеньёра Чёрным Душегубом, Бешеным Псом и даже Беспринципным Гадом, и согласие на подобный компромисс могло существенно подмочить его репутацию. Впрочем, любой, кто видел бы лицо лорда Себастиана до и во время арбитража, сразу догадался бы: что-то здесь нечисто. Я это понял с первого мгновения и прямо извёлся мыслями о том, что же он задумал. Мне бы порадоваться несомненному коварству моего господина, но… уж как-то слишком крепко прижимал он к себе свой меч. И это было плохо. Очень плохо.

Встречу назначили на закат того же дня. Паскудное солнце заходило как раз за лагерем, заливая его кровавым светом, и при желании это можно было трактовать как довольно мерзкое предзнаменование, но Антип сказал, что малахитчики со своей любовью к мрачной романтике подобные вещи только приветствуют. Я хотел было спросить, а не глупо ли пытаться задобрить Рыцаря, который славится приверженностью к Печальному Нейтралитету, но потом прикусил язык. Ну их, они и без меня довольно нервничали – все, кроме монсеньёра, конечно. Правда, он выкурил до заката полтора десятка папирос, а потом сказал, чтоб следующую ему скрутил я, и это уже было совсем скверно, но вид у него оставался по-прежнему бодрый, хитрый и очень довольный. Он даже помахал лорду Родрику, когда тот явился в окружении свиты, состоявшей из худых и измученных, наверняка тифозных, но очень нагло державшихся людей. Расположились они ярдах в двухстах от нашего лагеря, и слава богам – а то ещё нам бы эту заразу подкинули.

Репейник прибыл, когда солнце коснулось земли. Он шёл со стороны заката; свет слепил глаза, и, кажется, никто не уловил, как именно он появился. Это был высокий, худощавый человек, в плотно запахнутом сером плаще, закутывавшем его от подбородка до сапог. Он шёл, опираясь на деревянный посох, длинные седые волосы развевались, будто на ветру, хотя вечер выдался совершенно тихий, ни один стебелёк не шевелился.

Монсеньёр замысловато выругался сквозь зубы, не переставая улыбаться. Я разобрал только «символист хренов» и приготовился стать свидетелем одного из главных событий в истории Великого Похода.

Рыцарь Печального Нейтралитета приблизился, остановился, воздел руки к небу. Седые волосы ещё немного поразвевались для пущего эффекта и медленно улеглись на костлявые плечи.

– Приветствую вас, дети разума, избравшие разум! – провозгласил он.

Все опустились на колени, лорд Себастиан тоже – на одно, придерживаясь рукой за воткнутый в землю меч. Лорд Родрик, неосмотрительно бухнувшийся на оба колена сразу, бросил на него ненавидящий взгляд, но наш монсеньёр проигнорировал его и, выдержав для приличия паузу, поднялся.

– И тебе привет, друг малахитчик. Давненько я не видал вашего брата – почитай с тех пор, как вы меня вышвырнули из своего гадюшника за злостное нарушение прав человека. Рад встрече.