И вот оно наяву перед Катей, дивное виденье — платье, эспри, атласная лента и чистый взгляд дикаря, уверенного, что все идет как должно.
— Вы тоже к Таточке на вечеринку! — рассмеялась незнакомка от души и даже в ладоши захлопала. — Костюм роскошный, — безумица протянула руку и дотронулась до лацкана Катиного пиджака, — и такой точный!
Катерина осторожно скосила глаз, осматривая себя — и наткнулась взглядом на ехидную морду Наамы. Опять ты меня черт те во что обрядила, дьяволица? Так и есть! Старомодный удлиненный пиджак с галуном по шву и старые бриджи в сочетании с ботфортами, выуженными бог весть с каких антресолей (что поделать, вся новая верхняя одежда и обувь погибла в огне, охватившем прихожую) создали поразительный эффект: немодно одетая сорокалетняя тетка превратилась в пиратку с повязкой на глазу, не слишком шикарную, поистаскавшуюся в последнем плаванье, но оттого еще более аутентичную.
— Вы Мэри Рид или Энн Бонни? — радостно поинтересовалась женщина в ретро-бахроме, за которой, судя по всему, Кате придется последовать на вечеринку к неведомой Таточке.
— Если бы ты дрался как мужчина, то тебя бы не повесили, как собаку! [4] Фраза, сказанная Энн Бонни перед казнью подельнику, пирату Джону Рэкхему — прим. авт.
— внезапно рыкнула Наама.
Незнакомка подняла бровь:
— А, так вы со своим демоном! Извините, я не заметила. Я вообще ужасно рассеянная. Это оттого, что мне кажется: если замечать все, что люди делают и говорят в моем присутствии, можно сойти с ума. — И глаза ее блеснули зеленовато-серебристым блеском подувядшей полыни.
— Извините, — осторожно начала Катерина, — вы Апрель?
— Ну да, это мое прозвище, — качнулось эспри. — А разве мы знакомы?
— Знакомы заочно, — ухмыльнулась Наама. — Лисси ей являлась. Во сне.
— Мой демон? — недоверчиво поинтересовалась Апрель. — Я думала, Лисси без меня уже давно никому не является. Она, — Апрель понизила голос до чисто кухонной интимности, достижимой только в присутствии большого количества продуктов, — говорит, это я навожу на окружающих безумие, а она лишь придает ему божественный вид. — И орудие богини безумия прыснуло девчоночьим смешком. Кате тоже захотелось хихикнуть, прикрыв рот ладонью: божественное безумие на нашей стороне! правое наше дело или неправое — оно непобедимо!
И ледяной иголочкой ткнулось в ребро излучение желтого алмаза с черным зрачком внутри: не раскисай! не поддавайся умноженному обаянию демона безумия и прирожденной сумасбродки! сгоришь!
Гореть я уже горела, подумалось Кате. Мне не понравилось, но опыт, считай, приобрела. Пора испытать этот опыт в боевой обстановке.
— Я не приглашена на карнавал, — призналась Катерина, понимая, что непременно будет разоблачена таинственной Таточкой. — Но вы меня ужасно заинтриговали.
— Если Лисси предупреждала о скорой встрече — это лучше любого приглашения! — всплеснула руками Апрель. — Вы совсем, что ли, ничего не знаете о карнавале Бельтейна?
* * *
Бельтейн, значит. Вальпургиева ночь, День всех святых, сексуальная инициация викканских богов и праздник трудящихся на заедку. Катино воображение, разумеется, тут же нарисовало фонтаны горячительного и голых дам, марширующих по бесконечной лестнице к королеве, которая, как всегда, в восхищении. Что еще, спрашивается, может представить немолодая тетка, сызмальства мечтавшая о похищении себя нечистой силой? И ведь не корысти ради, а только чтобы развеять ощущение, будто стоишь ты на пригорке и видишь всю свою жизнь от края до края: плоская серая равнина, вместо гор — кочки, вместо морей — лужи, вместо джунглей — заросли крапивы… Мелко и безрадостно. Не то что у счастливицы Маргариты Николаевны, терявшей и обретавшей любовь и смысл жизни по три раза в сезон.
Припомнив собственные буйные фантазии, Катерина улыбнулась почти без горечи. Кто бы ей сказал тогда, как страшно обретать и терять, обретать и терять, зная: удержать ничего не удастся и вскоре придет неоплатный счет за то, что так и не стало твоим. Словно поманили тебя счастьем и свободой, подарили пробную версию, дали попользоваться, а после запросили жизнь в оплату — и ты, в опьянении, согласилась.
— Хорошенькое настроение для Бельтейна! — хмыкнула Наама, вглядываясь в поскучневшее Катино лицо. — Чего тебе-то бояться? Теперь, когда ты все для себя решила?
— Разве?
— Конечно, — дернула носом кошка, уверенная в собственной правоте, как могут быть уверены только кошки. — Кабы не твердое намерение все получить и всем расплатиться, тебя бы не пригласили.
Читать дальше