Сурен Цормудян - Кровь королей

– Не время для шуток, Ленития.

– А как же звать тебя?

– Джон.

– О-очень необычное имя. А родовое имя у нас есть?

– Мартин.

– Это ты Мартин или я Мартин?

– Мы оба.

– Вот как? – хмыкнула принцесса. – Следовательно, мы в родстве? Но едва ли я гожусь тебе в дочери или сестры.

– Отчего же нет?

– У меня на голове золото, – улыбнулась Элисса. – А у тебя – смоль.

Вэйлорд задумался, пристально глядя в глаза принцессе. Затем неожиданно для самого себя произнес:

– Значит, ты моя жена.

Новоявленная Ленития раскрыла рот и ткнула «Джона» Нэйроса кулачком в бок.

– Ах ты нахал!

– Прошу прощения, но…

Элисса вдруг расхохоталась.

– О боги, Нэй, мне столько знатных вельмож предлагали руку, но это было так скучно! А вот твоя попытка самая необычная! К тому же все они источали льстивую патоку, а ты без всяких расшаркиваний объявил меня женой!

Нэй изогнул бровь.

– Ты хочешь сказать мне «нет», дорогая?

– Возможно ли это? – продолжала смеяться Элисса. – Твое предложение было столь изысканным и трогательным! Поразил в самое сердце! Ну как тебе можно отказать, коварный волчище?!

– Значит, решено.

Нэйрос двинул лошадь дальше вдоль хребта и принялся искать место для спуска. Элисса снова обхватила его руками и тихонько хихикала.

– Ох и повеселил же ты меня.

Она приподнялась и шепнула Вэйлорду в ухо: «Муженек!»

Черные ленты лениво развевались на слабом ветру. Колокола на башнях отбивали траурный набат. Торговцам на городских рынках запретили кричать. Владельцам паланкинов предписали заменить пестрые ткани на черные или темно-синие. Запретили павлиньи опахала – только из черных или белых перьев. Империя была в трауре из-за вероломного убийства богоподобного Шерегеша Двенадцатого диким варваром из северной страны.

Фатис Кергелен стоял в императорской опочивальне и смотрел в широкое окно, как стражники проносят по улице головы на остриях пик. Вот голова молодого сквайра Кристана Брекенриджа. Рядом голова Никки. Следом – голова императорского ниччара Вимгарина Залманарри. Три головы его ближайших помощников.

Их проносили напоказ, прежде чем водрузить над воротами императорского дворца в назидание другим.

– Что же ты так хмур, любезный Фатис? – негромко спросил Термилон, который сидел за письменным столом и тщательно вычитывал бумаги покойного императора.

Принцу Термилону было тридцать четыре года. Он, как и его брат-близнец Сангин, был старшим сыном Шерегеша Двенадцатого. Когда они появились на свет, самому императору едва исполнилось шестнадцать. Принц не имел обыкновения брить голову, ее покрывали короткие, но густые темные волосы. Лицо украшала аккуратная бородка с усами. Парик он использовал только в случаях, предписанных церемониалом. Он был одет в белую тунику и черную тогу с красным узором.

– Как же мне не хмуриться, когда вся империя погружена в траур? – отозвался Кергелен.

– Брось, Фатис. Уж предо мной изображать предписанную скорбь по этому болвану не надо.

– Все же он был ваш отец, мой господин.

– А Далила была моей матерью. И что он с ней сделал, когда она подрастеряла былую красоту? По́лно. Мы оба приблизили его смерть. Так что говори, что тревожит тебя на самом деле.

– Количество крови, которую пришлось пролить ради нашего замысла, ваше высочество. Простите, быть может, мне уже надлежит обращаться к вам как к императору?

– Не будь всадником, бегущим впереди собственной лошади.

– Я раб и не имею права ездить на лошади, – улыбнулся евнух.

– Ну а я еще не император. И не стоит забывать, что мой милый братец Сангин в равной степени притязает на трон.

– Весьма некстати, – покачал головой Фатис, – что повитухи, принимавшие роды, отчего-то давно умерли, а записи о том, кто же из вас первым появился на свет, не удалось найти среди бумаг усопшего.

– Не смотри на меня так, раб. Это не моих рук дело.

– Кому же это выгодно?

– Тому из братьев, кто родился позже, – медленно проговорил Термилон и поднял взгляд на евнуха. – Из этого следует, что старше я, а не он. Проклятье, зачем отец держал в тайне, кто наследует первым?!

– Полагаю, чтобы внести соперничество, ваше высочество. Это вполне в духе покойного государя. И может статься, что повитух устранил он же.

– Ты намекаешь, что я могу и не быть старшим наследником?

– Я лишь говорю, мой господин, что доказательств вашего первородства мало даже для нас самих, не то что для императорского совета.