Юлия Зонис - Дети богов

– Ха-ха, очень смешно. Наши предки были обычными лисами. Не могли разговаривать и жили от силы лет двадцать. А потом один хитрый лисовин подкопался под ограду сада. Дело было зимой, и он стал есть яблочную падалицу. Без витамина С зубы очень портятся. Вот он ел ее, и ел, и приводил свою семью, и другие семьи. И мы стали умными…

– Охренеть какими…

– Поумнее некоторых.

– Угу. А на той яблоне случайно не сидели две тоже шибко умных обезьяны, по имени Адам и Ева? Не они в вас швырялись гнилыми яблоками?

Лиса зашипела.

– Не хочешь слушать – я не буду рассказывать.

– Ладно, ладно. Извини. Неудачно пошутил.

Ли Чин слегка успокоилась, хотя ноздри ее все еще гневно раздувались. Нет, все же она была на редкость хорошенькой, особенно когда злилась. Я даже слегка позавидовал Нили – и тут же пожалел, что вспомнил. Надо же, сколько времени прошло, а все равно болит… Залечить, что ли, волшебной водичкой?

– Так вот, – продолжала лиса, – кроме деревьев, там еще есть источник. Если пить из него, будешь жить долго… вечно. И никакая болезнь тебя не тронет. Мы иногда пробираемся туда через подкоп и лакаем потихоньку…

– А почему «потихоньку»? Сторож с двустволкой гоняет?

Ли Чин поморщилась.

– Если бы с двустволкой. Здоровенный амбал с мечом. Когда я была маленькая, он меня однажды чуть…

И внезапно заткнулась. Недостаточно внезапно. Я задумчиво присвистнул:

– Так вот от каких охотников тебя Иамен спасал. То-то ты его возлюбила… Не просто спас, а еще и бессмертие обеспечил. Тебе. Или и твоим сородичам заодно?

Лисичка, гордо отвернувшись, промолчала. А мне неожиданно сделалось весело. Я живо представил себе Иамена, сражающегося с архангелом Михаилом за несовершеннолетнюю лисицу. Вот уж и вправду на стыке миров и верований…

– Он-то что в том саду делал? Финики воровал? Или трепался с господином Яхве за судьбы мира?

Лиса сказала звенящим от злобы голосом:

– Останови машину.

– Да не ерепенься ты…

– Останови.

– Хорошо. Остановлю. Ответь мне только сначала на один вопрос. Твой Иамен… он, случаем, не оборотень? Не превращается ли он, к примеру, в койота?

Ли Чин крутанулась на сиденье так резко, что бутылка с водой полетела на пол. Горящие глазищи уставились на меня.

– А ты откуда…

И, сообразив, что проговорилась, зажала рот руками.

Некоторое время мы ехали в молчании. Я пытался осмыслить то, что услышал. Ли Чин, кажется, пыталась отгрызть себе язык. Наконец она убрала руки и тихо произнесла:

– Он не оборотень.

– Да?

Опять меня пытались надурить. Хель, сколько ж можно?

– Не оборотень, значит? А как называется человек, превращающийся в зверя?

Ли Чин покусала костяшки пальцев. И ответила:

– Он называется человеком, превращающимся в зверя.

Тут лисичка цапнула себя от души, так что снова выступили капельки крови. Я молча отодрал ее кисть ото рта и вытер кровь платком – смочив его предварительно водой из бутыли. Маленькие ранки тут же исчезли. Другого я уже и не ожидал. Кажется, и вправду вода живая…

– Ты не знаешь его, – неожиданно выдала лиса.

– Ага, не знаю. Совершенно. Я его не…

Я мог бы сказать, как волок некроманта на спине через каменную пустыню. Или как держал его маленькую ладонь в своей руке, там, в весеннем предместье, на другом конце жизни… Мог, но не сказал. Вместо этого пожал плечами и ухмыльнулся.

– Не знаю. Он же у тебя святой. Махатма. Живой Будда. А мне все кажется – подлец и убийца.

Ли Чин по-прежнему сверлила меня глазами. Помолчав, неохотно, медленно произнесла:

– Он святой не потому, что творит направо и налево добрые дела. Это каждый дурак может, вот хоть ты. Он святой потому, что…

Тут она снова попыталась вгрызться в свои пальцы, но я ее удержал. Скорчившись на сиденье, Ли Чин затравленно уставилась на меня. И сказала:

– Мы, лисы, можем видеть внутрь. То, что у людей внутри.

Я пожал плечами.

– Я теперь тоже могу. И насмотрелся, поверь…

– Ничего ты не можешь! Глаз Всеотца покажет тебе лишь то, что ты способен представить. А то, что у Учителя внутри, представить нельзя.

А вот следующего признания я совсем не ожидал. Лиса еще больше съежилась и тихо прошептала:

– Там, в саду… Он держал меня на руках. У меня лапа была сломана, текла кровь, он хотел помочь – перевязать, наверное, или… И я заглянула. Одним глазком. И так испугалась, что укусила его за палец, вырвалась и убежала. И бежала, и бежала, пока не прибежала в монастырь Желтого Господина, и там семь лет пряталась… Потому что…. Потому что то, что я увидела, было самым страшным. И до сих пор самое страшное.