Когда растаяли под сводами зала Собрания последние звуки, поэт поклонился царю с царицей, повернулся к гостям, и… они встретились взглядами.
О Боги, ведь иначе и быть не могло! Они словно были созданы друг для друга. Все предчувствия и сны говорили ей о том, что это обязательно случится.
Асму-Никаль, взволнованная, с неистово бьющимся сердцем, повернулась к подруге, чтобы спросить, знает ли она этого молодого придворного.
— Кто это? — срывающимся шёпотом промолвила Асму-Никаль, но ответом ей было ледяное молчание. Харапсили не отвечала, словно окаменев.
— Он так красив! — сердце Асму-Никаль пронзило незнакомое восхитительное чувство. Волнение, трепет, смятение, радость? Она едва могла дышать.
— Харапсили… — прошептала Асму-Никаль, пытаясь поймать руку подруги. Но не найдя руки, она повернулась к ней и поняла, что молодую жрицу Каттахци-Фури поразила та же стрела.
Так и стояли они рядом, ошеломлённо глядя на юношу.
Уже тогда Асму-Никаль знала, что Алаксанду встанет между ней и Харапсили. Но она не могла предположить, что её подруга станет с ней соперничать. Ведь если бы он полюбил Харапсили, а не её, она не стала бы препятствовать их любви.
Но её подруга была другой.
— Я не отдам его тебе! — тихо, но грозно, словно раскаты дальнего грома из-за гор, сказала Харапсили, вытягиваясь во весь свой небольшой рост, словно стараясь казаться выше и значительнее.
Асму-Никаль, приблизившись к ней на шаг, как можно мягче произнесла:
— Успокойся, моя дорогая. Давай же поговорим!
— Не расточай на меня свои чары, — в недоброй усмешке скривила губы Харапсили, Асму-Никаль даже послышалось, как скрипнули её зубы.
Харапсили шагнула назад, отстраняясь.
— Достаточно того, что ты околдовала Алаксанду.
— Как ты не понимаешь, здесь нет никакого колдовства. Это любовь, но она сильнее зелья и заговора.
— Посмотрим, Асму-Никаль, посмотрим. Я ведь не отдам тебе Алаксанду. Так и знай!
— Как ты можешь так говорить? Он любит меня, он мой жених.
Услыхав эти роковые слова, Харапсили отпрянула назад, задыхаясь, как воплощение слепой безоглядной ярости, бушуя как бурный водопад, почти закричала:
— Пока лев и вол не пойдут в одной упряжке, ворон не станет белым как аист, вепрь не спрячет клыки и не покроется шерстью овцы, Алаксанду не будет принадлежать тебе! И если мне не хватит жизни, я найду вас и после смерти и заберу его у тебя! Так и знай, Асму-Никаль, так и знай! Да будет так!
Не имея больше сил укротить ревнивую ярость, Харапсили повернулась спиной и побежала прочь
Званый вечер шёл к завершению. Среди пёстрой сутолоки, которую расстроенная Асму-Никаль терпела уже с большим трудом, она разглядела неторопливо шедших ей навстречу отца и молодого военного. Широкие плечи офицера прикрывал синий плащ, скреплённый на плече бронзовой булавкой. Под плащом короткая до колен туника, с металлическими вставками, перетянутая кожаным поясом. На шлеме в такт шагам колыхался гребень из конских волос. Правая рука, затянутая в кожаную перчатку, спокойно лежала на рукоятке меча, вложенного в ножны. Он снял шлем и плащ и отдал слуге.
Асму-Никаль поняла, что офицер только что вошёл в дом. И кажется, догадывалась, кто это.
Отец, улыбаясь, что-то говорил ему негромко.
— … она умна, образована, наделена смирением, ласкова в беседах и одарена достойным уважения нравом. Я давно мечтал вас познакомить, — они подошли к Асму-Никаль, и отец обратился в дочери:
— Асму-Никаль, я хочу представить тебе Тасмиса, сына моего соратника и друга уважаемого Аммуна. Тасмис и сам доблестный воин, к тому же образованный человек. Я думаю, что тебе будет интересно поговорить с ним.
Тасмис склонился в почтительном поклоне, и золотая подвеска в виде фигурки быка, висевшая на кожаном шнурке у него на шее, закачалась, разбрасывая по полу дрожащие блики. Когда он поднял голову, Асму-Никаль увидела в его тёмно-синих глазах что-то большее, чем простая любезность. Смелый открытый взгляд совершенно сбил её с толку. Асму-Никаль слегка наклонила голову в ответ, и, пытаясь скрыть смущение, всё ещё находясь под тягостным впечатлением от разговора с Харапсили, немного надменно ответила:
— Приятно поговорить с образованным воином.
Тасмис был слишком ослеплён красотой Асму-Никаль, чтобы придавать значение плохо скрытой насмешке. Напротив, ему понравилась дерзость девушки.
Он улыбнулся широкой, безупречно белозубой улыбкой:
Читать дальше