Евдокия Филиппова - Посох Богов

— Отец, ты заслужил покой и уважение.

— Да, дочь моя, я стар, и теперь единственная моя забота — это твоя судьба.

Асму-Никаль хорошо понимала, к чему клонит отец. Но, несмотря на то, что обладала нравом прямым и решительным, почему-то боялась заводить с ним разговор об Алаксанду. Она понимала, что этот выбор не слишком обрадует отца. Ведь её избранник не знатен и не богат, он даже не принадлежит народу нессили. Вряд ли отец одобрит её выбор. Каждый раз, откладывая этот непростой разговор, она загоняла себя в собственную ловушку.

Она чувствовала, что сегодня произойдёт нечто важное в её судьбе. Но снова не сказала о том, что сердце её давно принадлежит молодому поэту, царскому гимнопевцу, Алаксанду из Таруиши. Может быть, сегодня произойдёт то, что поможет ей развязать этот узел?

— Да, отец, я знаю, — ответила она мягко. — Поэтому сейчас я должна пойти и приготовиться.

Большой каменный дом Тахарваиля, виночерпия царя Мурсили, выглядел богато снаружи и был великолепно убран изнутри. Особенно сегодня, в день восемнадцатого дня рождения Асму-Никаль. Дом был залит светом и полон воздуха, свободно и без преград проникавших в огромные низкие окна, ставни на которых были заранее сняты. Всё было украшено лотосами, любимыми цветами Асму-Никаль. Изысканная посуда, наполненная всемозможной едой, теснилась на столах. Фрукты, овощи, напитки, пирожки, мясо, все яства источали нежные и терпкие, тонкие и насыщенные ароматы. Облако душистых благовоний смешивалось с запахом пряностей.

Гостей пригласили немного — несколько сановников с жёнами и детьми, друг и боевой товарищ Тахарваиля тысяченачальник Аммун со своим младшим сыном Тасмисом, и Харапсили, подруга Асму-Никаль.

Музыкантов не звали, время не слишком подходящее для веселья, ведь страна начала новый военный поход. Однако, отсутствие музыки с лихвой окупалось великолепием угощений! Осушив не один сосуд прекрасного нессийского пива, и опустошив целое блюдо ячменной каши, заправленной маслом и измельчёнными фруктами, гости гудели, как пчёлы. Сановники, сидя вокруг стола на расшитых подушках, обсуждали затеянный царём поход на амореев. Их жёны тихонько переговаривались между собой о чём-то, что одинаково сильно интересовало их всех, сидя в отдалении небольшой, но яркой группкой. Дочери, похваставшись нарядами, теперь перешёптывались, поедая сладости, лениво расположившись на подушках, а их младшие братья, изображая сражение хеттов с вавилонянами, бегали по великолепному тканому ковру, покрывавшему большую часть комнаты.

Слуги то и дело сновали туда-сюда, снова и снова принося из подвала продукты и напитки. Что-что, а этот сосуд в доме Тахарваиля был всегда полон — фрукты, хлеб, пиво, молоко, мясо, выпечка для праздников в изобилии лежали на полках в прохладе глиняного подвала.

Гости потягивали из тростниковых трубочек тёплое пиво и говорили, говорили, говорили….

Асму-Никаль, прекрасная как благоухающий розовый лотос, принимала поздравления, улыбалась, благодарила. Но среди хмельных криков и тостов она думала лишь о том, как завтра утром отправится в храм Хатахциффури, где вот уж десять лет под руководством своей наставницы Истапари изучала жреческую премудрость, постигая сакральное знание и сокровенный смысл таинств и мистерий. И вот наступило время и Асму-Никаль принять посвящение в сан жрицы храма. Но то, о чём она так мечтала в детстве, к чему так стремилась — служение Богине Хатахциффури — сейчас казалось ей не таким уж исключительно прекрасным занятием. Теперь, когда она так горячо полюбила, ей хотелось служить только своей любви и своему возлюбленному. Но как сказать об этом Истапари? Как сказать об этом отцу?

Как сказать об этом Харапсили?!

И словно услыхав её мысли навстречу ей, прекрасная и грозная, как богиня Ха-Пантали, когда она к Богу Грозы подходила, горделиво подняв красивое лицо, шла её черноокая подруга Харапсили.

Одного лишь взгляда хватило Асму-Никаль, что бы понять, Харапсили окутана тёмной страстью как мороком, заставляющим идти путём разрушения. Она знала, её подруга не остановится ни перед чем в своей жажде обладания Алаксанду.

— Рада видеть тебя, Харапсили.

Асму-Никаль понимала, какую опасность представляет теперь её подруга, как хорошо отточенный кинжал. Но, не имея прямых причин избегать её — ведь всё, что она знала о намерениях своей соперницы, было лишь догадками и…сном, — вслух она произнесла лишь то, что было истинной правдой: