Павел Буркин: Краденая победа

Обычно здесь шумно, людно, порой и тесно. Снуют люди, коровы, овцы, присланные селянами в качестве дани, слуги переносят мешки с зерном, писцы подсчитывают недоимки, смеются, ругаются, божатся, трудятся служанки и играют их дети. Молодожены любили этот дворик за веселую сутолоку и доброту находящихся здесь людей. Но сейчас он словно вымер. Затянувшая небо вываренной добела пеленой, пыль загнала всех в дома. Лишь изредка приоткрывается одна из дверей, кто-то торопливо перебегает через дворик, стараясь не дышать, да из какой-то пристройки раздается блеяние овец. Только скрипит горячий песок под ногами, тонко и зло воет ветер в каменном кипении резьбы, гнутся под пыльным ветром ветви немногочисленных деревьев.

«Как же тут не задохнуться?» — думает Амрита. Но дело слишком важное, а службу в храме Ритхи может отменить разве что конец света. Или… темесцы? Двое вступают на устилающий двор горячий песок, и стоило принять решение, как становится легче — вроде бы притих даже ветер… Они беспрепятственно миновали еще одну калитку — и вступили на узкую дорогу, ведущую в город.

Джайсалмерская крепость стоит на почти отвесной скале, не так уж и много мест, где на нее вообще можно взобраться. Но это если никто не мешает. А если сверху по тебе палят из пушек и мушкетов, мечут стрелы и гранитные глыбы, льют кипящее масло и расплавленный свинец… Амрита поежилась, едва подумав об этом. Словно угадав ее мысли, Пратап произносит:

— Крепость осаждали больше дюжины раз, а взяли лишь однажды — когда струсил и сдался правитель. Разве что если припасы кончатся…

Но они спускалась не по круче, а по древней, избитой до мельчайшей пыли дороге, лепившейся к склону скалы и немилосердно петлявшей посреди хаоса каменных осыпей. Завоевателей, которые рискнули бы ею воспользоваться, тоже ждала масса неожиданностей. Кое-где можно было пройти лишь по деревянному мосту, перекинутому через пропасть. В случае нужды его можно обрушить, свалив непрочно держащуюся скалу или подпилив опоры. Или просто подняв пролет-другой. В других местах стояли пузатые, обманчиво-неуклюжие башни, оглядывающие дорогу черными провалами амбразур. Спрячь в каждой фальконет, десяток хороших мушкетеров или хотя бы лучников — и они будут держать полк осаждающих, пока есть пули и стрелы. А потом осажденные отойдут в следующую башню, суть выше — и все начнется по новой. Толстые стены башенок спасают даже от малых пушек, да ведь и поставлены они не где попало: почти все надежно прикрывают скалы. Так, может, лучше просто по склону? А там и того труднее.

Крепость можно взять только измором, сказал Пратап, и он, наверное, прав. Но кому, как не служанкам, знать, какие запасы хранят в Джайсалмере на случай осады? А без воды остаться не позволят семь колодцев внутри цитадели. Так что приходите, господа темесцы, и осаждайте, сколько душе угодно. Только скорее сами проголодаетесь и пить захотите… Ветру-то плевать, кому кидать в глаза песок.

Есть, правда, средство, от которого не спасут никакие стены. Измена. Но кто согласится помочь бледнокожим убийцам, если даже она, никому в жизни не сделавшая зла служанка, не может думать о северянах спокойно?

— Во всем они виноваты, во всем, — произнесла она убежденно. — И буря эта неспроста… Небось, наложили их жрецы порчу на нашу землю.

— Нет, тут они ни при чем, — отвечает Пратап. — Вот пушки и мушкеты у них лучше наших, и их больше. А мы не столько с врагом воюем, сколько друг с другом: Джайсалмер с Маюрамом, а Аркот — и с теми, и с другими, и с нашими бывшими землями. Вот Темеса всеми и вертит, как хочет.

— Пратап, — дернула за рукав Амрита. — А может, этого хотят боги… Ну, чтобы Темеса правила? Мне вчера Рупали говорила…

— Ошибается твоя Рупали, Ам, — без околичностей сказал воин. — Не могут быть угодны Великой Лучнице обливающие грязью Ее имя и имя Ее мужа. Просто нельзя им уступать и сдаваться. Ты на них посмотри, да отца расспроси: какие бы поражения они не терпели, но оружие не складывали, подвозили подкрепления, и все начиналось по новой. И они побеждали. А у нас, чуть случится неудача, и все свою выгоду искать начинают. Вот на их сторону все и переходили. Маюрам, Аркот, потом Тариссия и Мератх… А с северянами поодиночке биться нельзя — только вместе. Мы этого не сделали, вот и проиграли. Не Темеса сильна — мы слабы…

Первые дома начинались у подошвы холма. Если с горы весь город был виден, как на ладони, здесь обзор загораживали плотно стоящие дома, сараи, чахлые деревья садов. Еще во времена детства Амриты эти сады цвели и благоухали так, что по весне кружилась голова, а в глазах рябило от цветов. Теперь они умирают — даже в сезон дождей воды выпадает все меньше, летом каналы пересыхают, и уже людям и скоту едва хватает воды. А если станет еще хуже? Амрита поежилась, вспомнив, как мели такие же песчаные бури в родном селе на юге, как уходили, беря с собой самое ценное, а остальное бросая на поживу пескам и (если успеют) мародерам. Странное дело — село было большое, обитали в нем не меньше дюжины каст. А как случилась беда — все стали нищими. Пустыня всех уравняла, лишь немногим повезло устроиться в столице на хлебную должность. Например, отцу: он был отставным воином, помнил еще раджу Ритхешвара и Первую войну. Деревня… Сейчас там, наверное, все скрыли пески.