Олег Кулаков - Найденыш

— Тогда отправь меня шлюпкой к ним. Я хочу быть с ватагой.

Зеленые глаза мага скользнули по моему лицу.

— И этого я не смогу сделать: они не плывут вместе с нами. Твоя ватага решила вернуться на Рапа. Для начала.

— Почему?!

— Даль, — тихо произнес Зимородок, — твоя ватага решила, что раз ты маг, то и место тебе среди магов. Да и ранен ты был сильно.

Я кусал губы. Что же получается-то? Они меня бросили… Я повернулся на бок и зарылся лицом в подушку и попросил мага:

— Уйди.

Зимородок помолчал, а потом сказал:

— Я оставляю тебе колокольчик. Докучать тебе никто не будет, а возникнет нужда — позвони.

Легонько звякнул колокольчик, вздохнула кровать — маг поднялся. Он ушел, бесшумно ступая по ворсистому ковру. Когда дверь тихо притворилась за ним, слезы прорвали плотину.

Большой альбатрос, белый, как снежная шапка на вершине Рапа, парил рядом с галерой. Он то поднимался выше мачт, то плыл над самой волной, едва не задевая крылом ее горбатую спину. Альбатрос не охотился, а просто парил, показывая себя во всей красе. Я в первый раз вышел из каюты на палубу. Три дня минуло с той поры, как я очнулся. А еще четыре дня до этого я спал: Зимородок поил меня сонным отваром и лечил; сначала лечил один, а потом вместе с чернявым Светлогором. Прибыли обещанные Зимородком галеры, аккурат через два денька после месива, которое я южанам устроил. Все кто был на острове на них перешли. А ватага потребовала держать курс на Рапу. И ушли они туда без меня.

Я следил за парящим альбатросом и страшно завидовал птице. Мне бы такие крылья… Маханул бы я сейчас через море прямо на Рапа, появился бы в Шухе и прямиком в Хлудову «Барракуду» — ватага, небось, там такую пирушку закатила: пол-Шухи вповалку лежит, не просыхает. Ежели только Хлуда удар не хватил, когда наши золотом сыпать начали. Девок, разумеется, тьма набежала, — они ж на золото падкие донельзя, девки. Любой из братвы сейчас девками оброс — все равно что днище корабельное ракушками… Я не держал зла на ватагу за то, что они меня вот так, не спросивши бросили. Во-первых, без Зимородка я бы, наверное, помер; во-вторых, они же ничегошеньки не знали: о том, что магом мне не быть никогда. Я так решил. Когда поднял на колени мертвую голову Ожерелья. Не прощу я светлым магам его смерти. И смерти Совы. И Руду. И еще семерых, погибших меня выручая. Не хочу я быть магом. Вот окончательно подправлюсь, затребую у Зимородка свою долю и уйду. Пусть только попробует не отдать… У меня есть на него управа.

Альбатрос завис в воздухе совсем рядом. Ну, кажется, руку протяни и коснешься белоснежных перьев. А еще бы я на остров вернулся. Наших-то всех там похоронили. Я спросил Зимородка, как. Он сказал, что над могилой Ожерелья на мече повесили его медное кольцо. А я знаю: нельзя было капитана на острове в землю зарывать. В море надо было, что бы путь к подводным Садам Морского Старца короче был…

Позади меня кто-то остановился. Я давным-давно почуял его появление на палубе: сначала он описывал кругаля вокруг меня, теперь решил, стало быть, подойти. Этот кто-то был мне почему-то знаком, но я, хоть убей, никак не мог сообразить почему. Я обернулся, чтобы отправить непрошеного гостя куда подальше. Какого хрена за спиной околачивается? А, увидев его, я от неожиданности малость растерялся. В двух шагах от меня на палубе стоял долговязый фризруг. Купец с той самой лодьи. Рыжая орясина. А, как я обернулся, он сразу заговорил:

— Позволь мне, уважаемый, справиться о твоем здоровье? Увидел я, что ты на палубу вышел — значит, на поправку, идешь. И слава Богам!

Пожелание фризругу отправиться на кудыкину гору с корабельным веслом в заднице застряло в глотке. Я смутился. Не доводилось мне пока слыхивать такое обращение к себе; по матерному, бывало, звали, а чтоб так заговаривали — нет. Я спрятал уцелевшие пальцы на левой руке в кулак, а кулак втянул в рукав. Я еще не привык к своему увечью, и выставлять его на показ не хотелось. От купца не утаилось, что я спрятал подальше от глаз одну руку. Но фризруг не стал пялиться. Надо было ему ответить, но я не знал, что сказать. Однако рыжий купчина не терялся:

— Прими мои извинения за назойливость: но галера, хоть судно и немалое, — да все равно не разойтись. Мы, уважаемый Даль, друзьями не стали, но это еще не причина прятаться друг от друга, не так ли? — Рыжий болтал, будто скатерочку стелил. — А у меня есть причина к тебе обратиться самолично. Поблагодарить я тебя хочу от себя и от своих людей за то, что ты совершил…