В Бирюк - Обязалово

Мне по молодости пришлось малость по-сапожничать. Был период, когда у жены туфельки просто «горели», каблуки стаями летали. Инструмент кое-какой довелось собрать: ножик сапожный, лапку, дратву… Если кто не знает: дратва — это не морда после драки, это нитка такая. Как-то коллеги-попаданцы насчёт сапожного ремесла… Босые, наверно, ходят.

По моим прикидкам, в избах с «белыми» печками, сапоги живут в разы дольше. Суше и теплее в доме. Во какой побочный обувной эффект от моей кирпичной деятельности!

— Здрав будь, Яков! А Аким где?

Посмотрел, помолчал, поднёс ко рту сапог. Типа — нитку перекусить. Говорить не хочет: не видишь что ли — рот занят. Мотнул головой в сторону следующей двери. Лаоконист! Слово ему сказать — труд великий.

Уже в сенях услышал за спиной глубокий, тяжкий вздох. Чего-то мужику нехорошо. На душе нехорошо.

Додумать не успел — ввалился в следующую избу. За столом Аким орехи колет, ядрышки в миску складывает. Рядом Ивица сидит, вышивает чего-то. Видать, в усадьбе возобновился запас рушничков. Я, конечно, рад, но… что-то в доме не так. Как-то… неправильно.

— Здрав будь, Аким Янович.

— О, и Ванюша припожаловал. Давненько тебя ждём-поджидаем. Проходи-присаживайся. Узвару клюквенного не желаешь? Али покрепче чего?

Дед головой — мах, Ивица шитьё отложила и из избы — фырр…

Факеншит на мою лысую голову! Понял что неправильно! Здесь живёт баба. То есть, я понимаю — здесь опочивальня Рябиновского владетеля Акима Яновича Рябины — вон его вещи лежат. Но повсюду чувствуется женская рука.

Какое огромное количество выдумок было сказано про «руку Москвы» или, там, «руки ЦРУ с госдепом». И так мало про «женскую руку». А она — везде. И дело не в чистоте — дело в мелочах, которые придают помещению уют.

Дать определение уюту… не рискну. Но разница — сразу чувствуется. Жена так и говорила:

— У тебя вечно как в шофёрском общежитии!

Вот здесь стол накрыт белой скатертью. Я бы так не сделал — стол он и есть стол. Поверхность для размещения мисок. А тряпку эту заляпают, потом стирать её…

Карточная народная мудрость: «два главных врага преферанса — скатерть и женщина». Карт игральных здесь вообще нет — сначала надо книгопечатание спрогрессировать. А вот «враги» — уже есть. Скатерть — вижу, а…

— Аким Янович, ты, никак, подженился?

— Ты…! Я…! А тебе-то что?! Она на моём дворе живёт, мой хлеб жуёт! Я в Рябиновке господин! Хоть бы и твоя роба…

«Наезжалово» к концу произнесения несколько… «ослабелово». Дед, явно, встревожен и неуверен. Оттого и бородёнку свою чуть не до горизонта задирает.

«Моя роба»? Ну не Любава же!

— Так ты с Ивицей сошёлся?!

— И чего?! Я тут хозяин! Кого хочу — того и… приглашаю.

Хреново. Судя по форме окончания предложения, у деда не только «отношения», но и «чуйвства». А она — чужая венчанная жена. И законный муж у неё — дебил-молотобоец…

— А ты не боись, не боись! Я и об дурне твоём подумал — бабёнку ему яловую из «паучих» подогнал. Твой-то Меньшак на ей трудился-трудился, а без толку. Придурку твоему — всё едино. А? Что скажешь, Иване?

Видать крепко молодайка старика зацепила — вон как жалобно спрашивает.

— Может, Ваня, хоть третий сын нормальный будет. А то — что ты, что Плаксень… Кабы смешать бы вас да пополам поделить…

— Ты мёд с дёгтем смешивать не пробовал? А потом пополам делить… Ладно, пойду я, кузню гляну. Ольбег-то где?

Вот и поговорили. Я дорогой пытался продумать беседу. Как бы с дедом о походе моём потолковать, по-рассказывать не рассказывая. Подробностей кое-каких хотел вызнать. С нашими действиями на будущее определиться… А тут… «лямур» и… и факеншит.

В сенях Ивица попалась. Бежит-торопится. Аж запыхалась с кувшином в обнимку.

Дрючок мой неразлучный — торцом к горлу, под платок, в подбородок. Саму к стенке прижал, разглядываю.

Она вся вытянулась, чуть не на цыпочки встала, шевельнуться боится, только глазом косит. Бусы на ней хорошие — в три нитки, из лазурита. Раньше не было. Безрукавочка тёплая, бархатом крытая. Ткань хоть и старая, а неношеная. Может, ещё из боевых трофеев деда. Не по чину холопку так одевать. Дед наложницу балует. Я Трифене таких подарков не делаю.

— Как тебе с ним?

Опа! Опять не то спросил. У девки глаза на лоб полезли. И то правда: нашёл об чём подстилку спрашивать — об её чувствах. Гумнонизм хренов, равноправность с общечеловекнутостью…

— Он… добрый. И — нетяжёлый.

Понятно. После дебила Фофани…