В Бирюк - Обязалово

Рубаха представляла собой подобие детской распашонки с пришитыми варежками из волчьих лап с когтями. Когти, явно, были специально затуплены. А снизу на мне были штаны, тоже из волчьих шкур. Светлый густой длинный мех, покрывающий ляжки волков с внутренней стороны, выглядел на моих ногах… смешно и глупо. Особенно — из-за прорези в паховой области. Откуда торчала моя «колокольня».

— Мара, ты чего, штаны без прорехи найти не могла?

— Сейчас-сейчас, миленький. Вот шапку тебе оденем. Чтобы и не узнал никто.

Что, там ещё и зрители будут? С аплодисментами и вызовами на бис…

Она попыталась нахлобучить на меня чучельную голову крупного волка. Тяжёлое, несуразное… изделие. С кусочками прусского янтаря, вставленными в глазницы. Я перехватил её руки, взял эту лохматую голову и надел на свою лысую.

Отвратительно. Какой-то сложный запах: гниль и что-то пряное. Ничего не видно и не слышно. Меня потянуло за руку, и я сделал шаг. Один, другой… Очень мешали когти на ногах — цеплялись за всё. И сильно раздражала «колокольня». «Болтовня свободного эректуса». Частично свободного: с одного конца.

Фольк снова прав: «Нет правды в ногах. Но нет её и выше».

Медленно, в раскорячку, в полной темноте волчьей маски, я, наполненный внутренним жаром и холодом, шаг за шагом, двигался куда-то, влекомый твёрдой рукой прыгающей богини смерти.

В какой-то момент воздух вокруг обжёг мои ноздри. Запах в маске усилился до невыносимого. Я попытался сдёрнуть этот… «гермошлем», освободить голову и вздохнуть нормально. Но меня что-то стукнуло под коленки. Падая, выставив вперёд руки, попал ими на что-то… живоё.

Оно дёрнулось, я инстинктивно попытался ухватиться за него. Но в этих… варежках с когтями. С тупыми, как я сам… Сжал между ладонями. Оно рвалось из моих рук. Автоматически прижал крепче, дёрнул вырывающееся на себя.

Оно пыталось вывернуться, убежать. А я терял равновесие, заваливался вперёд. Снова рывком вернул это, в моих руках-лапах, назад. И понял, что я… что моя «колокольня»… куда-то… попала. Чем-то направленная. Кем-то… Но чувствительность у меня… как у бревна. Судя по очередному рывку… этого, которое в руках… по смутно донёсшимся до меня звукам не то — визга, не то — воя… кому-то больно. А мне? — А… деревянно мне всё! «Я — не Федя, я — Вася».

Три дня голодовки с воздержанием несколько сместили… мою адекватность. В сторону раздражительности. А снадобье Мараны качнуло маятник в ещё дальше. Тактильные ощущения пропали ещё в избе. «Ничего — не вижу, ничего — не слышу»… И не нюхаю — тоже.

Волчья шкура и маска вообще отсекали меня от внешнего мира. Это раздражало и тревожило. Избавиться от них не получалось: руки были заняты — что-то живое, гибкое, нервное пыталось вырваться из моих лап. Дёргалось, изгибалось… Стоило чуть ослабить хватку и оно куда-то уползало.

Такая… непослушность бесила, вызывало ярость, стремление наказать… Я резко рванул это… чересчур самодеятельное… на себя. До удара. В низ живота. Чуть отпустил и, когда оно снова попыталось вырваться — повторил ещё резче. И — ещё. И, уже сам, отталкивая зажатое между ладонями-лапами, вернул в удобное для меня положение. В удобное — чтобы рвануть.

Я таскал это… дрожащее, изгибающееся, вырывающееся… мясо вперёд и назад. Всё резче, всё сильнее. Всё чётче, «рубленнее» фиксируя каждую фазу, каждое движение. В мгновения замирания, ладонями, даже через подушечки волчьих лап чувствовал содрогание этого… живого существа. Попытки вырваться, как-то уползти или увернуться — ослабели, потом — прекратились.

Но я не верил: затаилось, обманет, прыгнет. Ещё раз ударить, ещё жёстче, ещё сильнее. «Вложить ума», «научить жизни», «где пнул, там и завалится», «чтоб и мысли не было»…

В моменты пауз я чувствовал, что оно уже не пытается что-то сделать само, что оно покорно, обессилено, остаётся, «зависает» в том положение, где я его остановил. Только дрожит меленько.

И это — тоже раздражало. Злило. Вызывало ярость. Стремление повторить, сделать ещё раз, ещё больнее. Рвануть на себя и насадить ещё глубже. Чтобы дошло.

«Дошло» — что? Что от меня не вырваться? Или что крик боли, стон слабого — созывает хищников со всего леса? Не знаю… Молотилку клинило на каждом обороте. С хрустом, будто во всей зубчатке — песок.

Где-то на краю сознания проскочила мысль, что волки так не делают. Манера таскать самку за бёдра появляется у приматов с их человеческими руками. «Развитие человеческой руки открыло путь к развитию человеческого мозга». И не только.