Саманта Хант - Изобретая все на свете

Дельфина замирает. Деревья-людоеды! Она отступает на шаг от ствола и натыкается на другой. Она торопливо отворачивается, и при этом замечает что-то блестящее на земле под корнями. Она хватает вещицу. Знакомая форма…

— Франк!

Это обручальное кольцо Франка. Она сама его подарила всего несколько дней назад. Она ощупывает внутреннюю сторону кольца. «Навсегда». Ха-ха-ха-ха! (Треск.)

Дельфина, вскочив на ноги, мчится сквозь чащу, натыкаясь на деревья. Ветви хватают ее за волосы (скрип) и за одежду. Огромные деревья словно смыкаются, преграждая ей путь, и… Ох, нет, Дельфина! Она спотыкается, и падает наземь в тот самый миг, когда скрывается солнце, и вопит:

— А-а-а-а!

Луиза выключает радио, обрывая вопль и сатанинский смешок чтеца. На мгновенье она застывает, вцепившись в движок настройки, оглядываясь через плечо. Кожа на спине покрывается мурашками, словно крошечная армия с острыми штыками марширует вдоль хребта. Спину покалывает. Луизе хочется слиться с мебелью. Ей страшно двинуться с места — вдруг голодный дуб пробрался в комнату у нее за спиной.

Щелчок переключателя погружает комнату в чудесную плотную тишину. Но Луиза мысленно еще следит за событиями в радиоприемнике. Корни деревьев попытаются затянуть Дельфину в глубь земли, и мерзкий надсмотрщик скоро будет заживо проглочен деревьями в наказание за свою алчность. На глазах у Дельфины земля посыплется в его разинутый в крике рот. Дельфина, скорее всего, уцелеет, а может быть, и Франк тоже — все зависит от того, что у него за роль. Если он останется жив, то явится спасти Дельфину в последний момент, когда деревья-людоеды уже сожмут ее в голодных объятиях, срывая с нее шелковую сорочку.

Луиза всегда знает заранее, чем закончится сюжет. И все же часто она слушает дольше, чем следовало бы. Затерявшись в повествовании, она, как дура, замирает от страха. Боится даже встать с кушетки, чтобы выключить радио, как будто тем самым она подставит беззащитную спину мальчику-пауку, задумавшему затянуть ее в свою паутину, или пришельцам, явившимся на космическом корабле, чтобы похищать молодых женщин, способных продолжить их кошмарный род, или безумному мяснику, который на грани разорения и потому притаился за дверью с топором, готовый превратить Луизу в грудинку, вырезку и лондонское жаркое. Свернувшись клубком на кушетке, она накрывает голову подушкой и тихонько напевает «Выкатывай бочонок, мы будем веселиться», чтобы заглушить все эти вопли, внезапные вздохи органных труб и скрип дверей, что, словно по волшебству, потрясая и ужасая, исходят из маленькой коробочки радиоприемника. Она, обмирая, ждет, пока начнется «Час музыки „Магна мотор“», пока первые такты «Египтянки Эллы» не уверят ее, что комната очищена от всех злодеев.

Это нелепо, и Луиза не так глупа, чтоб этого не понимать. В свои двадцать четыре года она считает себя вполне искушенной особой во всех остальных отношениях. Остроумная молодая обитательница мегаполиса, прямодушная, скептичная и мудрая, с отчаянной слабостью к кошмарным историям, которые передают по радио. Она знает, что скрип двери — вовсе не скрип двери, а просто кто-то на студии старательно водит хлопковой нитью по резинке. И все равно каждый вечер пугается. До мурашек по коже. До озноба. И куда улетает ее здравый смысл — в окно и на улицу, теряется среди городского шума и огней Нью-Йорка.

Эти страхи — досадный побочный эффект любви Луизы к радио. Началось все просто. Маленькой девочкой она спросила отца, каким образом столько людей, столько голосов помещаются в таком маленьком ящичке.

— Думаю, нам нужно потолковать, — сказал отец и провел ее на кухню, где совершались самые серьезные семейные дела. Там, за столом, он стал объяснять, а Луиза слушала, разинув рот, потому что объяснение Уолтера вместо того, чтобы рассеять тайну, заменило ее другой, еще более загадочной. Миниатюрные актеры, втиснутые в радио — это было нелепо, но понятно. Волшебные волны, путешествующие вокруг Земли, неся с собой скрытые звуки и тайные послания, ожидающие, пока их расшифруют в комнате Луизы? Это была настоящая тайна.

И Луиза в детстве проводила часы перед панелью настройки, всматриваясь в воздух и стараясь разглядеть в нем эти неуловимые волны. Она ни разу ничего не увидела, но эти часы у приемника переросли в нечто — в приверженность к радиопостановкам. Ужасы, любовные истории или приключенческие сериалы — все равно. Луиза любила все.