Саманта Хант - Изобретая все на свете

Полицейский никого из них не слышит. А если бы и слышал — Гете прав, он не поверил бы ни единому слову.

— Вы, верно, король Англии, — говорит коп. — Мы здесь каждую неделю подбираем с десяток королей Англии.

Он обхватывает мой локоть своей медвежьей лапищей и направляет меня прямо к выходу из парка. Я остро чувствую, что сопротивление бесполезно.

— Ты со мной? — окликаю я Ее, но, обернувшись к пьедесталу, вижу, что Ее уже нет. Единственное, в чем не приходится сомневаться — крепкая хватка полицейского. Голубка моя улетела, захватив с собой все, что я знаю — отель «Нью-Йоркер», Смиляны, голубей, мою жизнь знаменитого изобретателя.

— Вы меня об этом уже спрашивали.

— Да, но мы просто хотим удостовериться. Итак, вы утверждаете, что не помните, чем занимались 4 января, и в то же время уверяете, что наверняка не заходили в этот день к мистеру Николе Тесле, бывшему в то время постояльцем вашего отеля. Мы хотели бы знать, почему вы так уверены, что не были у него, если вы не помните, чем занимались?

— Понимаю.

— Почему бы вам не рассказать нам все, что вы помните?

— Мистер Тесла не сделал ничего плохого.

— Почему бы просто не рассказать нам, что вы помните?

— …Эгей? Эй?

Действие эпизода на этой неделе начинается в Богемии, в глуши, в глубине лесов (скрип), не нанесенных на карту, над рекой (шорох), из которой никто не испил воды, а все следы человеческого жилья поглотили (шелест) заросли. Именно сюда упрямец Франк Дэвис привез молодую жену! Не оборвется ли медовый месяц раньше времени? Ха-ха! Но постойте? Что я слышу? Тук-тук. Тук-тук. Звук долетает из чащи, такой густой, что даже открытые в ней тайны никогда не выходят из нее живыми. Ха-ха-ха-ха! Тук-тук-тук.

— Эй, Франк? — тонкий испуганный голосок Дельфины Дэвис раздался в темноте под деревьями.

Он доносится с поросшего мхом пригорка, где они с Франком устроили пикник. Потом Дельфина задремала, а проснувшись, не увидела рядом Франка. А солнце уже склоняется к горизонту.

— Франк! — Дельфина заорала бы, если бы умела. — Франк!

— Дельфина! — слышит она в ответ. Голос доносится издалека, но теперь хотя бы ясно, куда идти.

Глубоко вздохнув, она шагает в лес и на минуту замирает.

— О, как здесь темно. Я ничего не вижу!

Ву-у-у — у деревьев черные стволы, а густое переплетение странной листвы не пропускает лучей вечернего света. Едва сделав шаг, она тут же спотыкается:

— Ай!

Как будто кто-то хочет сказать ей: «О Дельфина, не ходи одна в лес!» Ха-ха. Чтобы не упасть, она опирается на толстый ствол дерева.

— Как странно, — говорит Дельфина, — у него теплая кора… — Она отдергивает руку, пораженная необыкновенным деревом. В Богемии все не так, как в Цинциннати.

— Дельфина… — вновь слышит она, и на этот раз голос доносит еще и странный звук: — Худдд! — слышится ей.

Что значит: «Худдд!»? Что он хочет сказать?

Дельфина идет вперед, размышляя на ходу:

— Ну почему он вздумал проводить медовый месяц в глуши Богемии? Все мои знакомые девушки покупают круиз в Нассау или проводят неделю в Париже. Но Франк Дэвис — нет, он не такой, как все мужчины, и, наверно, за это я его и полюбила. К тому же, странное дело, этот лес кажется мне очаровательным, хоть и темноват немножко. Ручаюсь, я навсегда запомню его. Навсегда, — снова повторяет Дельфина и вздыхает, потому что именно этот девиз они заказали выгравировать на внутренней стороне обручальных колец. Навсегда! Ха-ха-ха-ха!

Дельфина идет все дальше, и вот уже и она слышит звук: «тук-тук-тук».

— Должно быть, это Франк!

Ш-ш, ш-ш, ш-ш!

Земля под ногами хватает ее за пятки, словно старается удержать. Храбрая и глупая Дельфина идет на шум.

— Давайте, ребята. Живей за работу!

— Нет, хозяин, мы больше на вас не работаем. Наши боятся. Слишком… слишком много… — Здоровенный славянин-лесоруб умолкает, его пробирает дрожь. Дельфина подсматривает из-за большого дерева. Широкие плечи крестьянина поникли, топор падает у него из рук. Когда он наклоняется, чтобы его подобрать, надсмотрщик поднимает над его головой плетеный хлыст.

— Ах! — Дельфина ахает и поспешно зажимает рукой рот.

Крак! Хлыст с треском опускается на спину лесоруба.

— Берись за работу! И чтоб я больше не слышал никаких глупостей об оживающих по ночам деревьях-людоедах. Фу, свиньи! Эти деревья — золото! Чистое золото, говорю тебе. Руби, — давай!