Аркадий Застырец - Кровь и свет Галагара

— Жди, нетерпеливый Зи Аль, — прошептал Ур Фта. — Жди и не сетуй понапрасну. Кто знает, какие страшные сражения еще могут выпасть на твою долю!

Он уже смирился с тем, что здесь ему не удастся наслаждение одиночеством, и, решив, по крайней мере, отведать свежей шарпанины, неожиданно вышел из-за деревьев и издал громогласный охотничий клич, заставив юных бражников в изумлении обернуться.

Может быть, и ты изумишься, да только ничего не поделаешь: здесь завершается последний урпран книги «Кровь и свет Галагара».

«Я, слава Богу, не ученый, то есть не из тех людей, что ставят с большим увлечением маленькие искусственные, порой опасные, но от этого не менее смехотворные, опыты. Они забывают при этом следить за ходом одного действительно и единственно грандиозного эксперимента, предметом или участником которого оказывается любой родившийся на Земле человек и в результате которого рано или поздно достигается Истина. Но в том-то и заключается главный вопрос человеческой жизни: рано или поздно?»

Под этими словами Конрада Линца смело мог бы подписаться и я. А потому мне и в голову никогда не приходило пытаться раскрыть тайну Галагара, прибегнув к научным методам. Я даже не задавался вопросом, вымысел или правда то, что мне известно о нем. Думаю, как и в случае с бароном Мюнхгаузеном, это просто было бы некорректно.

Даже если мы имеем здесь дело с чистейшей фантазией незаурядного литератора, каковым несомненно следует признать Конрада Линца, та сила, с которою плод этой фантазии действует на наши чувства и разум, заставляет всерьез задуматься о реальности вымысла.

По крайней мере, сам носитель этих пpавдивых или пpидуманных обpазов, — хотя ни мне, ни, вероятно, кому-либо еще на Земле не известно, жив он до сих пор или уже умер, — безусловно, лицо реальное. И чтобы рассеять всякое сомнение, могущее возникнуть на этот счет, я расскажу здесь коротко и без прикрас о моей единственной, но чрезвычайно знаменательной встрече с удивительным человеком по имени Конрад Линц.

Это случилось в июле 1988 года (обратите внимание на то, что меня не смущает довольно точное указание даты, без труда позволяющее установить подлинность упоминаемых мною обстоятельств). Как раз накануне я принял решение навсегда оставить карьеру школьного учителя, которая по истечении семи лет, накрытых сеткой расписания уроков, показалась мне бесплодной и не сулящей ничего, кроме дальнейшего ухудшения здоровья от недосыпания и стрессов. А поскольку к тому времени я уже достиг некоторых результатов в своей литературной деятельности наедине с ящиком стола, то, порвав с педагогикой, новый роман завязал с журналистикой.

Легкомыслие этой «дамы» признается всем человечеством, что позволяло надеяться — и надежда моя оправдалась — на безнаказанное продолжение моего адюльтера с вольной изящной словесностью, не требующей информповода, проверки соответствия фактам и прочей белиберды, угнетающей верных своему делу газетчиков.

Поэтому я, не раздумывая, подал заявление об уходе, как только обнаружилась подходящая вакансия. Директор школы, принимая мой меморандум, которого не могла отменить обязательная отработка, ибо впереди был двухмесячный отпуск, вздохнул с нескрываемой завистью.

А я не преминул усилить эффект, помахав заграничным паспортом и сообщив о предстоящей поездке в Югославию, тогда еще бывшую благодатной страной, продававшей советскому туристу двести тысяч динаров за пятьдесят целковых.

Это удивительное путешествие, а точнее теплоходный круиз по Дунаю с промежуточной автобусной вылазкой по маршруту «Белград-Дубровник-Сараево-Белград», на самом деле одна из довольно странных случайностей, какими, в той или иной степени, пестрит жизнь любого человека, и не только рожденного в СССР. Путевкой меня (правда, за мои же, в основном, деньги) наградил коммунистический союз молодежи, причем наградил за мою борьбу против него же на идеологическом фронте в доперестроечные времена. Впрочем, может, правильнее сказать — за его борьбу против меня. Лично я-то всегда предпочитал лояльность с большой фигой в кармане.

Но так или иначе, а в Дубровнике мне удалось провести целых пять дней. В первый же день я вволю накупался в голубых водах Адриатики и немного заскучал по причине отсутствия в них водорослей, медуз, полиэтиленовых пакетов и прочей гадости, которая своими прикосновениями всегда пробуждала во мне свирепую волю к жизни во время заплывов в Черное и Азовское моря.