Анна Чеблакова - Смерть волкам (СИ)

До неё доносились голоса спорящих людей, хотя слова разобрать можно было не всегда. Она слышала, как бывшие оборотни говорили о Кривом Когте, как они не могли сопротивляться его воле, и отстранённо думала о том, что люди, быть может, в это и поверят — ведь не стали же они сразу уничтожать оставшихся в живых оборотней, вон, даже рядом с собой стоять позволяют. А потом она услышала, как совсем рядом суровый, резкий голос спросил:

— А откуда ты взяла серебряную пулю?

— Мне дал её Рэйварго, — ответила Веглао. — У него их было две.

— Так вот куда он пропал, — протянул кто-то. — Он пошёл к вам.

— Он предатель, — с презрением сказал другой голос. — Он выпустил из тюрьмы эту парочку. Собаке — собачья смерть!

Веглао почувствовала, что снова свирепеет. В неё словно впрыснули какое-то бодрящее вещество. Она выпрямилась и, сжав кулаки, обвела всю толпу тоскливым, ненавидящим взглядом.

— Кривой Коготь умер! — она почти выплюнула эти слова. — И это я его убила! А Рэйварго выпустил меня из тюрьмы и дал мне оружие! Если бы не он — половина из вас уже валялась бы на земле с выпущенными кишками, а вторая половина стала бы оборотнями, одними из стаи Когтя! Если кто-то ещё раз оскорбит память этого человека — я буду драться с ним, и если он меня убьёт — мне плевать!

Ей и в самом деле было плевать уже на всё, и потому она не заметила и не поняла их молчания. Они все молчали, хотя Веглао ждала издевательского смеха и проклятий — а может, и выстрела, одного-единственного, такого желанного. Она слишком устала от всего — от бессонной ночи, от беготни, от жара, от боли, от горя — чтобы понять, что победила, и уж тем более чтобы радоваться своей победе.

Подошёл Октай. Он обхватил её за плечи и нежно прижал к себе. Она прижалась лицом к его груди, крепко закрыв глаза — они очень болели.

— Хватит уже, вы, — сказал Октай, с ненавистью глядя на дониретцев. — Оставьте нас в покое хотя бы ненадолго. Дайте нам проститься с нашим другом, а потом мы уйдём и больше не вернёмся. Что угодно, лишь бы больше вас не видеть!

— Мы нашли его! — раздался вдруг чей-то испуганный крик. Все, как один, обернулись туда, откуда он прозвучал. Веглао тоже повернула голову. На дороге стояли несколько парней из Донирета. В руках двух из них был длинный свёрток из мешковины. Они бросили его на землю, мешковина раскрылась, и все увидели труп.

Как и предсказывал Овлур, Кривой Коготь превратился в волка. Его шерсть сильно обгорела, розоватая плоть обуглилась, а правой передней лапы вовсе не было. Один из молодых людей держал её, отрубленную, в своей руке, и сейчас, размахнувшись, кинул под ноги собравшимся.

— Взгляните, — сказал он, — на ней три пальца.

Лапа была такой же кривой и уродливой, как рука. Когти растрескались от жара, кончики пальцев почернели. От неё всё ещё шёл дым и мерзко пахло палёной шерстью.

— Мы ещё нашли вот это, — сказал другой юноша, совсем молодой — на вид ему было не больше шестнадцати. Он подошёл поближе и протянул ладонь. На ней лежал маленький, оплавленный кусочек серебра размером с пулю. Он был не просто оплавлен — серебро будто скукожилось, не выдержав столкновения с плотью Кривого Когтя, и вдобавок почернело.

— Пуля… это наверняка пуля… была внутри него, — голос паренька был полон ужаса. — Когда мы его подняли, она выпала из раны на его груди. Ребята, покажите…

Парни перевернули Кривого Когтя так, чтобы всем была видна его грудь. Серебро прожгло в ней такую дыру, что внутри могло бы поместиться крупное яблоко. Все вздохнули, кто-то потрясённо застонал, кто-то выругался, а кто-то усмехнулся.

— Так это правда, — проговорил тот же человек, который недавно спрашивал у Веглао, где она взяла серебряную пулю. Теперь она узнала и его — он был одним из полицейских, которые утром увезли их в тюрьму. — Она убила его.

Веглао почувствовала, что Октай дрожит. Ей стало стыдно — она совсем забыла про его раны. Она повернула голову к дониретцам:

— Мой друг ранен. Если никто не станет помогать, — уйдите. Нечего так на нас смотреть.

Никто не шелохнулся. Наконец кто-то проговорил:

— Раненых сейчас уносят в ратушу.

— Он сможет туда добраться? — влез другой, пожилой рабочий с сединой в волосах (те, кто хорошо его знал, помнили, что ещё вечером его волосы были рыжими, как осенние листья, без единой белой пряди). — Сможешь сам идти, парень?

— Смогу, — ответил Октай сквозь зубы.

— Я проведу тебя, — сказала какая-то молодая женщина. На её щеке алел порез, и при всяком слове её лицо вздрагивало от боли. Она протянула Октаю руку, но он не тронулся с места.