Наталья Якобсон - Император-дракон

Я попытался прочесть имена заинтересовавших меня гостей и понял, что могу читать их мысли, как по открытой книге. Франческа изо всех сил пыталась казаться любезной хозяйкой, но мое присутствие подавляло ее. Она не видела меня, я стоял за ее спиной, словно тень, но умные женщины способны почувствовать за своими плечами присутствие опасности. Медленно, как во сне, она обернулась, непокорные локоны соскользнули на лоб, чуть пухлые алые губы сложились в робкую полуулыбку. Как ей хотелось преодолеть свой страх и приветствовать меня, как обычного гостя, но Франческа не могла справиться с дрожью пробежавшей по всему телу. Вблизи от меня, она ощущала странный холод, как мышь, схваченная удавом.

Графиня тут же приблизилась ко мне, положила мне на локоть руку, обтянутую кружевной перчаткой. Она улыбалась, но продолжала чувствовать внутреннюю дрожь.

-- Вы пригласите меня на котильон? - наконец осмелилась спросить она, тем самым нарушая все правила приличия. Надо быть либо очень смелой, либо в конец запуганной, чтобы, забыв про этикет, самой пригласить на танец кавалера.

Я еще раз взглянул на узкую руку в перчатке, легшую мне за запястье и отрицательно покачал головой.

-- Я никогда не танцую, графиня! - подчеркнуто вежливо ответил я и вдруг вспомнил совсем другую ночь, безвозвратно канувшую в прошлое и быстрый, завораживающий танец с дочерью злого гения. Начищенный до блеска паркет скользил под ногами, как лед, покачивались в такт танцу упругие черные локоны княжны, шуршала серебристая парча ее платья. Так быстро и легко кружиться лишь осенняя листва. Каждый вальс с Одиль захватывал близостью головокружительной опасности. Рядом с ней я, как будто, стоял на краю обрыва, танцуя с ней можно было ощутить холодное дыхание смерти. Такой вальс нельзя забыть даже спустя века.

Ведя под руку Франческу, я продолжал рассматривать Винсента. Почему бы ему хоть раз не сменить свое чуть ли не монашеское облачение на более модную одежду. Я готов был хоть сам отдать ему часть своего гардероба, лишь бы только не видеть его в черной одежде демона. Однако с графиней он был на удивление галантен. Наверное, получил все-таки самый низший титул - баронета.

-- Уже давно стоило написать оду в вашу честь, - любезно улыбнулся он. - Пока мне удались лишь эти стихи.

Он протянул исписанный четверостишиями лист плотной веленевой бумаги, который тут же был принят из его рук, как дорогостоящий подарок.

-- Так вы поэт? - Франческа была приятно удивлена и протянула ему руку для еще одного поцелуя. Величайшая честь. Эпоха бродячих менестрелей и бардов прошла, с развитием печати начался век разума, если поэту удавалось опубликовать свои труды, он становился знаменитым и уважаемым. Я сильно сомневался в поэтических дарованиях Винсента. Скорее всего, он украл эти стихи у убитого поэта, может того самого графа, который не так давно погиб, оставив очаровательную и далеко не безутешную вдову. Так же Винсент мог научиться плести рифмы посредством волшебства.

Он продолжал расточать комплименты графини, при этом довольно часто поминая ее покойного супруга, с которым был якобы знаком и очень дружен. Свои почти что дружеские отношения со мной он постарался скрыть. Даже бровью не повел при моем приближении, будто мы всего лишь двое чужаков, случайно повстречавшихся в круговороте светских приемов, а не пара злоумышленников во имя запретной науки не раз смело предававших и веру, и честь, и закон. " Я не посмею разоблачить вас, монсеньер, но и вы не выдавайте меня", говорил лукавый взгляд Винсента, в то время как сам он продолжал расхваливать на все поэтические лады бесподобную осанку и алебастровую кожу хозяйки приема. Прекрасно изучив его, я мог лишь заметить, что Винсент может оценить по достоинству гранатовое колье, но ни как не лебединую шею, на которую оно надето.

Зачем он здесь? Соскучился по человеческому обществу? Или решил пробраться в сокровищницы замка? Он не впервые устраивал маскарад. Я бы даже не удивился, узнав, что он назвался чужим именем. Рубиновая звездочка в проколотой мочке уха ослепительно блеснула, еще более подчеркивая мрачность черного кафтана. Напротив нас перед зеркальной стеной стоял большой напольный канделябр. Параллельно свету ложились продолговатые тени. Вот тень графини, сзади, должна быть, моя окрыленная тень, но Винсент стоял гордо и одиноко. За его плечами не было покорного теневого спутника, который бы повторял все его жесты и движения. Вот почему он все время облачался в угольно-черный бархат и почти никогда не снимал с плеч короткий плащ-крылатку. Надо же было чем-то компенсировать отсутствие тени.