Майкл МУРКОК: ХОЗЯЕВА ЯМЫ

– Этот остров называется Драллаб, – сообщил Хул Хаджи. – Его народ лишь изредка контактирует с соседями, но хотя он, похоже и не играет большой роли в деятельности других островов, оказывает на них немалое художественное влияние и очень гостеприимен. Жители его принимали однажды меня, когда я путешествовал по островам, и я наслаждался каждым мгновением пребывания там.

Появился еще один остров. Он выглядел странным контрастом, совмещая в себе черты всех островов. Это был К`кокрум, как уведомил меня Хул Хаджи.

Остров, всего лишь несколько лет назад поднявшийся из озера и все еще по большей части ненаселенный, хотя жившие там люди казались народом странных контрастов, иногда дружелюбные к чужакам, иногда – нет.

Мы решили не приземляться там и пролетели еще над несколькими островами, а Хул Хаджи с большой любовью сообщал их названия. Тут имелись С`сидла с нежным ландшафтом высоких сильных деревьев и широких темных прогалин, и Носирра, суровое, здоровое на вид местечко с большими, как сообщил мне Хул Хаджи, пока еще не добытыми сокровищами.

Я горел желанием услышать все это, даже хотя часть моего внимания сосредоточилась на двигателе, так как все, что я слышал, больше и больше очаровывало меня по-прежнему лишь частично исследованным мною миром, и чем больше я буду знать о нем, тем лучше буду подготовлен к выживанию здесь.

В скором времени мы сумели осторожно провести воздушный корабль над всеми островами и увидели перед собой на материке город, который, как мы решили, будет лучшим местом для приземления на случай, если двигатель окажется неподдающимся ремонту, город, называвшийся, как сказал мне Хул Хаджи, Кенд-Амрид. Жители его, сообщил он мне, хорошо известны своим ремесленничеством и умением обращаться с немногими, бывшими в ходу на Марсе, техническими устройствами. Они могут нам помочь больше, чем островитяне, хотя островитяне были, возможно, дружелюбнее.

Я поманипулировал с управлением, и мы начали снижаться к Кенд-Амриду.

Позже мне пришлось пожалеть, что мы не приземлились на одном из островов, ибо Хул Хаджи обнаружил, что Кенд-Амрид изменился с известного ему времени, когда он, как скитавшийся изгнанник, провел некоторое время в этом городе.

А когда наступил вечер, погрузивший темные башни города в густую тень, мы проплыли над ним с облегчением в сердце.

Место это было безмолвное, и огней горело мало, но я отнес это к тому факту, что обитатели его являлись людьми, по словам Хул Хаджи, упорно трудившимися, с простыми удовольствиями, и празднества проходили только при свете солнца.

Мы снизились на окраине города, и я выстрелил якорь-кошку, вонзивший в землю острые лапы и давший мне возможность спуститься по лесенке и прикрепить канаты к паре росших поблизости чахлых деревьев.

Когда мы приблизились к Кенд-Амриду, рука Хул Хаджи инстинктивно легла на рукоять меча. Хорошо зная его, я заметил этот жест и нашел его тревожным.

– Что-нибудь не так? – спросил я.

– Не уверен, друг мой, – ответил он.

– Мне кажется, что ты говорил, что Кенд-Амрид – безопасное место для нас.

– Я так думал. Но мне неспокойно. Я не могу объяснить это чувство.

Его настроение передалось мне, и в мозг стали закрадываться мрачные мысли.

– Я устал, – пожал плечами Хул Хаджи. – Мне кажется, что все дело в этом.

Я принял это объяснение, и мы пошли к воротам города, чувствуя себя немного менее встревоженными.

Ворота стояли открытыми, и никто не охранял их. Если жители настолько щедры душевно, чтобы позволять себе такое, то не возникает никаких затруднений с нахождением помощи.

Хул Хаджи, однако, пробормотал что-то о том, что это необычно.

– Они – народ необщительный.

Мы шли по безмолвным улицам. Высокие темные здания казались лишенными признаков жизни, словно декорации, возведенные на сцене для какой-то экстравагантной постановки – и сцена в данный момент была пустой.

Когда мы шли, наши шаги вызывали гулкое эхо. Хул Хаджи шел впереди, направляясь к центру города.

Немного позже я услышал еще что-то кроме эха и остановился, коснувшись ладонью руки Хул Хаджи.

Мы прислушались.

Вот оно – тихие шаги, такие, какие издает человек, идущий в суконных шлепанцах или в сапогах из очень мягкой кожи.

Звуки донеслись до нас. Рука Хул Хаджи снова инстинктивно легла на рукоять меча.

Из– за угла появилась фигура, закутанная в черный плащ, сложенный на голове в форме капюшона. В одной руке он держал букет цветов, в другой -белый плоский ящик.