Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка

- Тогда я уже умирал и сразу понял суть вопроса, который ты мне задал. Не мог же я осознанно обменять жизнь другого человека на свою? Уверен, что Виллем поступил бы точно так же, знай он известное мне.

- Должен тебе признаться: я не сказал Михаэлю Бреверну правды. Он решительный и отчаянный мужчина, порой даже слишком. К тому же, увидев умирающего Виллема, он был на таком взводе, что запросто мог кинуться на меня, а я такого поведения не терплю и редко прощаю.

- И в чем же ты солгал?

- Я с самого начала знал, что колдуны потерпят поражение. Никогда раньше при подобных обстоятельствах чернокнижники своего не добивались, но, думаю, очень потешали дьявола своими поисками и попытками. Иногда они почти достигали своих целей и успевали приносить жертвы. Про эту ночь мне было доподлинно известно одно: кто-то из шести путников обязательно погибнет. Один из шести. Хлыст мог зацепить Эльзу Келлер. Кинжал мог не напороться на толстую стежку в жилете Хорста и пронзил бы мельнику печень. Опрокинутая жаровня только чудом не высыпала все угли на нотариуса, одежда которого непременно бы вспыхнула от этого. В другой вероятности, которая так и не воплотилась в реальность, загоревшийся Пауль Рейхенштейн мог ослепить горбуна, глаза которого слишком восприимчивы к вспышкам света. Колдун накинулся бы на тебя или Михаэля и убил бы. Просто огромное количество возможных исходов, и во всех выживал только тот, кто уходил с перекрестка миров первым.

- И что меня ожидает теперь? - спросил Николаус фон Граусбург.

Малах Га-Мавет замолчал - надолго. Крылья его опустились, он смотрел вниз, как если бы заметил на полу что-то чрезвычайное интересное. На самом деле он сгорал от нетерпения излить душу, но не решался и не находил нужных слов. Наконец он выдавил из себя:

- Ты не хочешь услышать мою историю?

Николаус оторопел.

- А тебе не с кем ею поделиться?

- Есть, однако ангелы не понимают ее и не хотят понимать, а люди никак не могут объяснить мне ее более-менее толково.

- А я смогу?

- Я надеюсь.

- Тогда начинай, - ответил юный фон Граусбург и порадовался тому, что в новой для себя форме сохранил способности смеяться и утаивать свои смешки.

- Где бы мне ни довелось побывать, я всегда могу сказать, что там грустно и одиноко, - эта фраза Малаха Га-Мавета могла показаться Николаусу ритуальной, если бы не прозвучала поразительно искренне. - Я не был откровенен с тобой и твоими новыми друзьями, когда утверждал, что ангелы могут найти себе развлечения вне людского мира. Дело в том, что ангелам не нужны забавы. Мы созданы для определенных ролей, за пределами которых никаких интересов для нас не существует. Пусть передо мной открыта вся Вселенная, и за сотую долю секунды я могу промчаться через тысячи тысяч параллельных реальностей, долгое время меня там ничего не привлекало. Мне было многое знакомо и еще больше открыто для исследования, но ничего не завораживало настолько, чтобы увлечься.

Века назад со мной случилось кое-что, серьезно пошатнувшее мое восприятие. Я должен был забрать маленького ребенка из горящего дома, и мой расчет вероятностей был гениален в простоте, поскольку иных вариантов, кроме гибели младенца, не было. Однако пришлось забирать какую-то грязную бродяжку, абсолютно ничем не примечательную, вороватую и очень нечестную. Мать ребенка с причитаниями билась в истерике у полыхающего дома. Соседи сочувствовали ей и утешали друг друга, а кто-то восторженно смотрел на пожар. Никто не решился войти в огонь, а никому и ничем не обязанная попрошайка, которую не так давно прогоняли вон, пошла за младенцем. Она спасла его и погибла.

Отнюдь не это изумило меня, потому что не все шаги могут быть просчитаны с помощью моего анализа. Иногда развитие событий не укладывается в привычные для меня схемы человеческого поведения, но к этому я привык.

Меня удивило то, что бродяжка проделала одно и то же во всех мирах, где существовали она и ребенок. Не было исключений. Везде, где она имела возможность спасти младенца, бродяжка это сделала.

Потом я долго расспрашивал попрошайку о причинах, побудивших ее на такой поступок. Она отвечала: его нужно было спасти. Я говорил ей, что ребенок был не ее, и они даже не были знакомы, но бродяжка недоуменно смотрела на меня, отвечая, что это никакого значения не имеет. Я спрашивал ее: в чем заключалась мотивация? Она только пожимала плечами.

Я так и не понял ее. И тогда мне стали интересны люди, их истории. Мне казалось, что выслушав чей-то рассказ, проследив за чьим-то существованием или став очевидцем яркого случая, я сам проживал крохотный отрезок чужой, но захватывающей жизни. Это увлекало, но я постоянно сталкивался с необъяснимым. Я видел множество разных людей. Кто-то жертвовал собой, чтобы спасти ничего не стоящую в моем представлении честь. Даже не свою, а сюзерена или семьи. Кто-то убивал, уподобляясь кровожадному хищнику, поедал собственных детей, предавал жуткой смерти собственных родителей. Кто-то убивал исключительно ради получения удовольствий, непостижимых для остальных. И тогда я отчаялся вас понять. Получается, моего тонкого ума, всех накопленных знаний и способности анализировать для этого явно недостаточно. Другие ангелы давно бы успокоились, сказав самим себе, что это не их роль, что они столкнулись с областью непознаваемого, однако я так поступить не в состоянии, потому что загадка-то останется и не даст мне покоя.