Андрей Трегубов - Могло быть и так, или Эльфы тоже люди

— Прости меня. Но сейчас всё поправимо! — он сказал это строго и уверенно, предотвращая истерику, и женщина доверилась.

Как всегда. Взяла его лицо в ладони. Поцеловала в лоб. Прижала к груди. О, великая женская мудрость! Откуда ты взяла её, девочка, рождённая бросившими тебя родителями? Другая забилась бы в истерике, начала драться и требовать, сама не зная чего… А она, любимая, простила ему ошибку, дала время на исправление. И, сама того не зная, дала сил.

Только сейчас, в её объятьях, Генрих понял, как сильно устал. И осознал, как нужны любому человеку и народу добрые всепрощающие материнские руки.

Генрих с усилием вырвал себя из нежности и вороха ароматных волос Двести-сорок-второй, погладил её по голове и плечам. Стёр хрусталики её молчаливых слёз. Сжал зубы от её нервного вздоха. Конечно, она будет плакать. Он обрёк её на такую тяжёлую судьбу.

— Мне надо идти. Мы уже добрались до гор. Доверься мне, ты должна пожить в лагере недалеко от поселения, — она часто закивала. — Мы будем приходить друг к другу каждую ночь. Каждую, родная… Тебе придётся оставаться под защитой отряда Подземных…

Снова ужас. Теперь истерики не избежать. Подземных эльфов она боялась.

— Послушай, послушай, — зачастил Генрих, — они мне подчиняются. Это они оставляли кострища, это они спасут нашего малыша и вернут тебе. Не веришь им — поверь мне!

— Ты хочешь оставить меня одну с ними? У них же нет ни крупицы чести!.. — пролепетала Двести-сорок-вторая.

— Ошибаешься, — твёрдо ответил Генрих. — У них есть военная честь.

— Если они тебе подчиняются — то они уже не воины. Они бежали от Арры!

Генрих задумчиво остановил взгляд:

— Они воины всю жизнь.

Конечно, она боится. И ещё долго будет вскакивать по ночам, опасаясь, что к ней подкрадываются Подземные. Но женщина ни словом не выразила больше свой страх. Доверилась.

Генрих поцеловал её так нежно, как только был способен. Они тихо расстались, Четырнадцатый скрепя сердце ушёл в свой сон.

Встал с первыми лучами. Голова гудела, во рту было мерзко. Поселение тоже просыпалось, но ещё медленно, неохотно, позёвывая и почёсываясь. Здесь занимались в основном разведкой и охотой, так что торопиться было некуда.

Освоившись и разобравшись в нехитрой жизни обитателей своей избушки, он позавтракал и остался хозяйничать, пока остальные собирались уходить работать. Самого Генриха пока не взяли, чему он был несказанно рад. С трудом дождавшись одиночества, он улёгся. Засыпать сейчас придётся с амулетом: слишком он нервничает и слишком яркое солнце…

Генрих решил присниться одному из четырёх вин'эссов, которых он отправил за Луи. Тому грезились родные подземелья и гонки на ящерах по пещерам. Но, увидев Генриха, Подземный тут же развернул свою рептилию и спустился. Казался очень довольным.

— Докладывай, — нервно потребовал Генрих.

— Мы настигли серого ещё к началу сумерек, но выслеживали дольше, ждали подходящего случая — ты же велел выкрасть ребёнка. Серый шёл дальше, малыш не просыпался. Он решил умыться, оставив ребёнка на берегу. Мы выждали, пока он спустится к воде, но допустили ошибку — серый быстро вернулся. Застал нас и бросился в атаку… — лицо парня становилось всё напряжённей.

Генрих понял исход этой схватки.

— Один безоружный на четверых вин'эссов…

— Не безоружный, — поправил дроу.

Генрих вздохнул. Оружие при таком раскладе ничего не меняло.

— Я просил вас убивать его только в крайнем случае… От него хоть что-то осталось?

— Это и был крайний случай. Серый не желал уходить без ребёнка, мы предлагали. Но теперь две части его тела несут воды Карред-Ирауна, а одна, что с головой, спрятана в кустах на берегу. В середине ночи мы доставили ребёнка к его матери. Они устроены в нашем лагере, с ними всё хорошо…

— Если хоть один волос с её головы… Если её хоть кто-то пальцем… — начал напоказ закипать Генрих.

Подземный странно улыбнулся:

— Я понимаю, о чём ты. Но не волнуйся. У нас давно сложившийся отряд и… определённые отношения. В общем, твоя жена никого не заинтересует.

— Довели вас ваши жрицы, — криво улыбнулся Генрих, не рискуя портить отношения с отрядом и выражать своё мнение о такой «мужской дружбе». Он как бывший бабник к таким удовольствиям относился с пренебрежением и отвращением. — Ребёнок проснулся?

— Нет ещё. Но во сне его рвало, и твоя жена сказала, что он скоро очнётся.

— Скоты! — не выдержал Генрих. — Влили в ребёнка лошадиную дозу!