Андрей Трегубов - Могло быть и так, или Эльфы тоже люди

Но сейчас она молчала, растворяясь в луче неяркого света, проклиная себя за нерешительность. И будет ночами мучить себя после его смерти…

Свет вознёсся к облакам. Портал закрылся.

Сон продолжался, она вернулась в эльфийский мир. Но Влад преследовал её даже там. Чёрной тенью стоял у кровати, появлялся из-за деревьев, терзал совесть.

Она приснилась Рине и попросила передать ему мольбу о прощении и возможность уйти. И только тогда он отпустил её, отозвал свой морок, перестал надеяться, но не перестал ждать. Опять был сон во сне.

Кладбища. Первое свидание, расставание и последняя встреча — на его могиле через века. В их отношения всегда входила Смерть…

Она проснулась в слезах, а песня, та песня с первого свидания, всё продолжала звучать… Из комнаты Навана.

Сайласу уже надоели такие сны. А этот был необычным.

Опять пустыня. Пустыня вокруг развалин жилого дома, как взрывом разворотили. Как на востоке… В руке меч де Моле, на плечах — «пиксельный» зимний плащ с красным крестом, пришитым детской рукой. Комната, на полу в кусках арматуры и горках пыли лежит чёрный светящийся кубик. В нём Оберег земли. Маленькая важная крупиночка. В проёмы окон, вернее, дыры в стенах, видно несколько быстро приближающихся смерчей.

Сайлас зло ухмыльнулся.

Поиграем! Мы здесь уже были. В пустыне, в развалинах жилых домов…

С ножами на танки… Вернее, мы-то были на танках… Впрочем, и те, другие, не жаловались.

Подойдя ближе, смерчи начали приобретать формы. Только не солдат, а арабов, укутанных в лоскутья. А под этими лоскутьями могло спрятаться любое оружие вплоть до «калаша».

Сайлас крепче перехватил меч и встал спиной к чёрному кубику.

Поиграем.

Мало, что ли, мужиков играло в эти последние двадцать пять лет в интернациональных воинах. Всё никак не закончат.

Пустынные воины расстелились по песку и начали подползать к остовам стен… Первый дротик пролетел в сантиметре от виска. Пристреливаются. Хоть бы подманить кого в рукопашку, тогда стрелять перестанут. С трёх сторон, гады, сидят. Сайлас медленно опустился на корточки, подобрал, почти не глядя, кусок арматуры. Начал подниматься и поднырнул под перекрёстный полёт двух дротиков. Отбил мечом кинжал, тот некрасиво отлетел в сторону. Сайлас решил не отвлекать внимание на зрение и обратился в слух. С малейшим шевелением слева метнул туда железяку. Острый конец вошёл в горло стрелка, и тот исчез из виду.

Справа дротик. Пропустил. Боль впилась в бок под рёбра. Ерунда. Криво ухмыляясь, Сайлас сорвал плащ, намотал часть на руку и принялся крутить полотнище. Старо, как мир, но всё ж защита. Часть дротиков поймал на ткань, два достали в ногу и в грудь… Лёгкое, плохо.

Вашу Машу! Подходите уже, нелюди!

И они пошли. Втекая в окна струнами песка. Они же и правда нелюди — джинны пустыни какие-нибудь! Может, ещё и желания выполняют?

Атака. Отражена. Меч тяжелеет. Целятся руками в ноги, чтобы схватить кубик. Да, кубик надо защищать. Атака. Шальные злые песочные глаза, отражающие то, чем рано или поздно станет каждый мир — пустыней.

Да чтоб вас в пыль разнесло! Бессильная последняя атака: воины — порождения песка — рассыпались мелкой крошкой. Надо же, выполняют!

Сайлас опустился на колени, ещё закрывая собой кубик. Принялся изучать раны. Не серьёзные, но надо перевязать, чтобы не попал песок . Рвать плащ уже не было сил, и он, чертыхаясь, зубами отодрал красные полоски, на которые Пашка потратил полдня.

Песчаная крошка на полу снова зашевелилась, скручиваясь в единую воронку. Сайлас скрипнул зубами и снова схватил меч. Но подняться на ноги с ним уже не смог. Так и остался на коленях с парой вынутых дротиков и открытыми ранами. Перед ним из струй песка восставала золотая обнажённая богиня, идеальная, светящаяся, добрая, зовущая. Она с материнской улыбкой протянула к нему руки, и он понял, что поддаётся, теперь совсем. До жути захотелось бросить всё, послать всех, растерзать в пыль не только дроу, но и невинных, кто попадётся на глаза. Ради неё, ради его золотой богини! Ведь она дала ему такую нестерпимую силу, что уже и обуздывать её нет смысла и воли. Третье желание: «Я хочу к тебе, Золотая!»