Танит Ли - Ксюрхн

Спустя надлежащее время, Шамаша препроводили в крохотную келью, где ждал один из семи священников храма.

— Не часто священник жалует к нам, чтобы снять проклятие Вилний со своих плеч, — сказал и мрачно улыбнулся хозяин кельи. — Против какого бога согрешили и не пытались ли предпринять какие-нибудь действия?

Шамаш объяснил суть своего проступка и рассказал о возмещении, которое сделал.

— Так, хорошо. Теперь опишите проклятие.

— Это сон… — начал Шамаш, живописуя с сильным чувством. — Мне трудно передать страх, который я испытывал в полукружье неподвижных камней. Но я знаю, что если не избавлюсь от проклятия, то войду в пещеру в скале и уже никогда не вернусь оттуда. Монсеньор, мне неведомо, кто обитает в пещере, но это исчадие дьявола и ужаса.

— Так. Надеюсь в будущем вы остережетесь обкрадывать богов. Они пекутся о своей собственности. Подойдите к прислужнику у жертвенника нечистой силе и предложите ему вену правой руки, после этого наполните кубок кровью, сожгите ее, смешав с ладаном перед ликами Вилний. Потом вы свершите приношение храму в размере двадцати зардов. Проклятие исчезнет, когда сгорит кровь.

Той ночью Шамаш, священник, спал сном младенца, и впоследствии слыл самым благочестивым человеком — в течение целого месяца.

Задок, Священник Детей Гнева, шел по земле огня. Его подошвы обжигали черные камни, нежные пятки были изрезаны, отчего он оставлял за собой кровавые следы. Тяжелые удары солнца, висевшего над его головой, казались нескончаемой пыткой. Он шел так целую вечность.

Спустя каждый шаг, Задок пытался остановиться, повернуться и бежать прочь. Но его тело влекла иная, не подвластная ему сила. Всей кожей он ощущал присутствие злорадствующего невидимого наблюдателя, и что самое худшее — он чувствовал его голод.

Когда Задок достиг гряды неподвижных камней, неумолимо притянутый к квадрату, зияющему в скале, словно пелена упала с его глаз. Он увидел, что каждый камень имел отвратительные богохульные очертания, почти человеческие контуры, но черные и сверкающие, как куски обсидиана, с отвислыми ушами, острыми, выпирающими изо ртов клыками, рваными когтями на руках, которые доходили у них до коленей, и лишенными волос хвостами, являвшимися продолжением их тел. Он слышал непристойное хихиканье и музыку, какую некоторые из них играли на продолговатых флейтах, вырезанных из человеческих бедренных костей.

Когда Задок с трудом оторвал взгляд от этого отвратительного зрелища, он увидел перед собой не скалу, а огромный дворец, старый… старый, покрытый изображениями множества неописуемых существ тысяч различных форм, что двигались в бесконечной процессии, поклонялись неведомым богам, танцевали и… пожирали.

Он сделал шаг… другой… и оказался в громадных воротах. Задок испытывал на себе взгляды тысяч невидимых глаз, улавливал скольжение, шорохи и вздохи, и в какой-то момент шипящий голос, который заставил его на миг замереть у изображений неких ящероподобных существ, вьющихся по фасаду замка.

Шаг за шагом Задок шел вглубь черного коридора по направлению к массивным бронзовым дверям, за которыми было… — что? — Он знал лишь, что оно было хозяином мира, и предпочел бы послужить людоедским склонностям существ, которых уже видел, прежде чем войти в эти двери.

Задок, священник, проснулся, на его душераздирающие, полные ужаса крики со всех сторон сбежались храмовые служки. Он выпил вина из кувшина, что стоял рядом с постелью, и с нескрываемым отвращением взглянул на выверенные пентаграммы, начерченные на полу серебром, кровью и мукой, смолотой из зерен священных злаков, растущих на полях Матери Хлеба; на свечи красные, черные и зеленые; курильницы, испускающие струйки фимиама; на Имена и Знаки; Печати Семерых, чьим слугой он являлся; на Четыре Великих Печати Защиты; — и долго ругался, витиевато ругался.

Почтенный Задок был выше чином простого священника — он был колдуном, сведущим во всех областях знания; однако любая защита, которую он мог изобрести, любая попытка разрушить проклятие, оказались бессильны. Его власть послужила ему лишь для того, чтобы получить намек на тайну, сокрытую для других, не не столь одаренных. Он понял, когда пристально вглядывался в бесполезные теперь орудия своего ремесла, что остается лишь один путь для спасения…

В тот день немало людей приходило к священнику Задоку. Каждому он пытался рассказать свой сон в надежде, что ночные кошмары и их гибельность отойдут от него. Но язык оказывался словно заключенным во рту, когда Задок приближался к сути…