Александр Больных - Сын дракона, внук дракона

Впереди плавно колыхалось черное облако. Меня встречал таинственный Восьмой Мир, о котором никто ничего не знал.

Когда я коснулся черноты, то вскрикнул от боли. Это уже стало привычным ритуалом. Все правильно, переход из одного мира в другой должен сопровождаться шоком. Но не таким же! Мне словно плеснули кислотой прямо в душу. И тут же оглушительная боль сменилась покоем. Я ничего не видел и не слышал, однако при этом каждой клеточкой своего тела ощущал — я наконец попал в свой мир! Только этим я мог объяснить благость, снизошедшую на меня. Я проник в новый мир, слился с ним, растворился в нем, полностью отрекшись от своего «я».

Во мне зазвучали наперебой голоса. Опять я не мог различить ни единого слова. Какое-то ворчание, бормотание, шорохи. Время от времени их перекрывал бархатистый медный удар. Меня спрашивали

— я отвечал. В свою очередь спрашивал я — мне втолковывали, как маленькому ребенку. Но будь я проклят, если смогу вспомнить хоть что-либо! Самое главное — мы сумели обо всем договориться. Мне обещали всемерную поддержку и помощь. Более того, меня назначили эмиссаром Восьмого Мира в нашей Вселенной. Отлично. Мы разберемся и с фельдмаршалом, и с пособниками Сатаны. Никто не будет забыт и ничто не будет забыто.

Смущало одно — я так и не знал, кого именно я представляю. Загадка, которая саднила ядовитой занозой. Я был уверен, что не стану орудием темных сил, ведь я категорически отказался сотрудничать с Сатаной, однако хотелось большей определенности. Иначе я не смогу уверенно вербовать помощников из числа… нет, не подумайте, что людей. На это слабое, склонное к пороку и предательству племя я давно перестал полагаться. Я рассчитывал привлечь к работе своих братьев из Мира Магии, шустрых гремлинов и многих, многих других.

Сейчас мне требовалось лишь одно — как можно скорее вернуться назад, в свой кабинет. Ведь Бифрест вынес меня из пределов Восьмого мира совершенно опустошенным. Мне стало настолько скверно… Нагой и беззащитный… Так я определил бы свои ощущения. Спасительный мрак остался позади, а безостановочно движущаяся мостовая влекла меня в неизвестность. К счастью, неопределенность тянулась не слишком долго. Через десяток минут впереди замаячили рассеянные красные отсветы. Естественно, это были ворота моего собственного мира, Мира Реальности. Язык не поворачивается сказать: человечества. Не только человек живет в нашем мире. Не только и не столько.

Правда непонятно, что мне делать, если алое пламя вновь отвергнет меня. Неужели я буду обречен до скончания времени крутиться по Бифресту между мирами? Или проще будет постараться зацепиться за один из них? Пока я гадал таким образом, красное пламя надвинулось на меня. Затрещали волосы, противно запахло паленым. Я заверещал от ужаса — ведь свой огонь мог и должен сжечь в пепел. Ко всему я был готов, но перспектива сгореть заживо меня пугала. Заслонив лицо локтем, я рванулся было назад. Напрасно! Бифрест в который раз оказался сильнее меня, и я въехал прямо в бушующее пекло. К счастью я сразу потерял сознание и не чувствовал, что происходит.

Возвращение было тягостным. После всех перенесенных мною испытаний, вдруг обнаружилось, что я не имею и отдаленного представления, какими могут быть мучения. Меня ломало и корежило, неведомый садист через каждый нерв пропускал электрический ток. Внутренности заполнила кипящая болотная жижа, а кожу методически поливали кислотой…

Как я все это выдержал — не знаю, только очнулся я весь в поту, руки непроизвольно подергивались. В кабинете все вокруг покрывали лениво колышущиеся хлопья гари, вместо бумаг на моем столе высились груды сероватого пепла. Похоже, в забытьи я искал спасения, перевоплощаясь в свое второе «я», и успел натворить немало дел. В очередной раз я похвалил себя за предусмотрительность, ведь догадался однажды сделать свой кабинет несгораемым, хотя и поставил в тупик этим приказом бедного Генриха. А иначе не миновать беды.

Однако демонстрировать живописную картину разгрома в кабинете начальника Управления всем и каждому отнюдь не хотелось. На подгибающихся ногах я выполз в белый свет. Не знаю, что изменилось в моем лице, но мирно беседовавшие Задунайский и Гиммлер так и шарахнулись, едва завидев меня в дверном проеме.

— Назад… — слабо проскрежетал я. Голос мне начисто отказал.

Вдолбленная годами службы привычка повиноваться остановила Железного Генриха, а волкодлак притормозил с хорошим запозданием. Похоже, его остановил только пример начальника отдела личного состава.