Александра Ермакова - Прорывая мрак времён

— Зачем брать силой то, что скоро отдашь по собственной воле?

Катя заметно расслабляется — плавно, точно кошка, отступает к стене и прижимается спиной:

— Нет, ну я видела самоуверенных, но чтоб настолько? Сам-то не боишься, что будешь умолять? Предупредить хочу: живность не люблю. Ни кошек, ни хомячков, ни рыбок… Даже собаки, знаешь ли, дохли или, в лучшем случае, убегали к другим, более внимательным и склонным к доброте хозяевам. Неласковая я, понимаешь? — доходчивость, проникновенность голоса несказанно веселит. Губы против воли растягиваются в улыбке. Зрачки кошки сужаются до продолговатых вертикальных полос. В глазах, словно молнии поблескивают. Катя — зверь, как и он. Вот почему тянет, а когда говорят, что неласковы и нестрастны, в итоге наоборот, оказывается. Знает, такое подстёгивает.

— Так они же глупые были, говорить с тобой не умели, как надо. Нетерпеливые, вот и убегали. Слабенькие — сдыхали. Я — другой, научу, как люблю. Где почесать, где погладить…

— Тебе ещё не хватило? — дикую кошку вновь трясёт от гнева. — В ветлечебницу не собираешься? Если нет, тогда я сейчас, только коготки наточу, — изящно взмахивает рукой — когти сверкают, будто смертельные заточки на перчатке Фредди Крюгера. Длинные, острые, чуть загнутые. Показательно играет: — Чтоб значит, ощущения поострее были, и можем начинать.

— Ты просто прелесть, — открыто хохочет Варгр. — Не бойся, не трону. Пока… — Убедившись, что рана окончательно зажила, надевает куртку. Недолго досадует из-за дыры на рукаве и снова обращается к Кате: — Ты так и не ответила, почему кровососы тебя просто не убили? — придаёт голосу лёгкости и улыбается, как можно милее.

— Я им нужна живой, — отзывается ведьма после незначительной паузы.

— Зачем? — засовывает руки в карманы, а то и правда, распоясались — лезут, куда не следует. Катя колеблется всего пару минут, неуверенно пожимает плечами и отлепляется от стены:

— Не знаю…

— Что произошло в лесу?

— Тебя убили, — бросает просто, аккуратно берёт с кресла полотенце. Задумчиво крутит: — Байки о кошках помнишь? — робко вскидывает глаза. — Девять жизней… Это правда.

— У тебя было девять жизней? — огорошено выпаливает Варгр — риторический вопрос остаётся без ответа. Девчонка глядит с вызовом и даже злостью. Варгр несмело предполагает: — И одну отдала мне?

— Ты, не задумываясь, отдал за меня свою, — Катя скрывается в ванной. — Это одна из моих способностей, — слышится приближающийся голос — ведьма выходит из душевой и останавливается возле кресла. — В общем, думаю, дело в моих жизнях.

— Кровососам нужна… жизнь? — осторожничает Варгр и запинается на последнем слове. — Чушь какая-то, — недоумевая мотает головой. — И часто раздаешь?

— Ты первый, — замявшись, смущенно бубнит Катя — щеки вновь окрашиваются пунцовым.

— Сколько осталось?

Вновь зависает молчание. Бъёрн терпеливо ждёт. Катя с растерянным видом хлопает ресницами.

— Первый раз мужчина интересуется моим возрастом в таком разрезе…

— Сколько? — срывается рык яростней, чем хотел Варгр. Дикая кошка вздрагивает:

— Че… четыре смерти и пять жизней…

Вот дерьмо собачье! Из девяти?

— Куда успела потратить остальные?

— Что значит потратить? — возмущенно шипит Катя. — Я, между прочим, не такая как другие. У меня жизни отличаются от человеческих!

Бъёрн чуть не ревёт зверем от запутанных объяснений. То есть? Что это значит?

— Как?..

— У людей — сколько протянут, а у меня каждая длится всего пятнадцать лет. После идёт перезагрузка, если так, можно сказать. Нет, я не начинаю жить заново, с младенчества. Моё тело не молодеет, но организм восстанавливается. Ремонтирует, что было нарушено за это время. Либо перезагрузка случается, если меня убивают. После того, как вернула тебя к жизни, такого не произошло, — спешит оправдаться. — Даже не знаю, почему. Видимо, это как естественный процесс. И слава господи, а то весьма болезненно. В общем, чёрт его знает, — встряхивает головой и переводит дыхание. — Первый раз умерла в пятнадцать. Воскресла — началась вторая. Одну вернула тебе и дважды… погибала.

Глова кругом! С этим долго разбираться.

— Я… ничего… себе… — Варгр захлебывается негодованием. — Люди проживают единственную жизнь, борясь за каждую минуту, а она дважды погибала?! Это говорит… полукошка, которую чутьё не подводит! Хотя, если ты со всеми разговариваешь как со мной, удивляться нечему… — умолкает — зрачки ведьмы опять изменяются. От ледяного тона окатывает холодом. В кожу будто иглы вонзаются: