Шон Рассел - Собирающий облака

Року кивнул:

— Благодарю вас, моя госпожа, — но глаз не поднял. Нисима дала знак Каму, наблюдавшему из-за шторы, и главный канцлер вернулся, прокашлялся и кивнул удаляющемуся Рохку.

— Каму-сум, если давать награды так трудно, как же я перенесу наказания?

— Императрица, если я могу сказать… то, что выделаете, — трудно. Эти люди поддерживали вашего отца, пока остальные в Империи наблюдали за попытками Ямаку сломить его. Они боролись с варварской армией, равной которой по численности никогда не видели, с малым войском, и выполнили долг так, что внушили страх врагу. Они стали историческими фигурами. — Каму показал на пустой зал. — Эта аудиенция знаменует конец предыдущей жизни. Как эти воины будут жить с новой репутацией? Капитан, стоявший перед вами на коленях, станет более важной фигурой в истории, чем кто бы то ни было, за исключением нескольких господ, которые сегодня живут в Империи. Имя Ходзё Масакадо будут произносить с таким же придыханием, как Императора Хири. Думаю, они не знают, кто они теперь, госпожа Нисима. Прошло всего несколько дней с того времени, когда они просто сражались против варваров. Их жизнь не имела другого предназначения. А теперь вы освободили их от того, что они привыкли делать, Императрица, они не знают, куда пойдут и кем станут. Ни один из них раньше не думал о себе как о важной исторической личности. Вы восхваляете их, Императрица, и правильно делаете, но вы также толкаете их в неизвестность. Как человек может жить, являясь живой исторической фигурой, легендой?

Нисима кивнула.

— Не знаю, Каму-сум, — тихо сказала она. — Об этом я знаю так же мало, как и они.

Каму улыбнулся:

— Моя госпожа, простите за мои слова, но господин Сёнто всегда говорил, что у вас долгая и трудная роль в нашей Империи.

Нисима медленно кивнула.

— Если вы будете поучать меня фразами моего отца, я в ответ дам вам богатую провинцию, Каму-сум.

— Простите меня, Императрица, я не хотел выходить за рамки своего положения.

Нисима вскинула брови, не в силах скрыть страдание.

— Каму, я не хотела ругать. Слышать слова моего отца от верного друга… разбивает мне сердце и в то же время успокаивает. — Нисима посмотрела на мирную картину, нарисованную на шторах. — Пожалуйста, Каму-сум, спросите госпожу Кенто, присоединится ли она ко мне за обедом.

Каму низко поклонился и почти бесшумно удалился. Нисима поднялась с помоста и пересекла комнату. Здесь не было балкона, но окна выходили на запад, как в собственной комнате Нисимы. Но отсюда не видно лагеря варваров, и это расстроило ее. «Что он сейчас делает? — думала Нисима. — Что думает обо мне?» Все чаще и чаще за последние дни она стала задавать себе этот вопрос. «Суйюн больше не ботаистский монах, — говорила себе Нисима, но это мало успокаивало. — Он нечто большее, — напоминала она себе. — Кто я, чтобы сбивать его с пути, предназначенного ему?»

На этот вопрос Нисима не могла ответить.

Стук позади возвестил о приходе госпожи Кенто. За ней прошли слуги, которые принесли столик и подносы.

— Кенто-сум. — Нисима улыбнулась своей фрейлине, удержав ее от низкого поклона. — Если ты будешь по любому поводу называть меня Императрицей, я уйду на балкон.

Кенто слабо кивнула.

— Как пожелаете, моя госпожа, хотя я могу сказать, что в этой комнате нет балкона.

— Я мысленно перенесусь туда. На таком маленьком расстоянии я не рискую упасть. — Нисима снова улыбнулась и неожиданно указала на шторы. — Нас пригласили эти прекрасные веселые люди.

Кенто расплылась в улыбке.

— Правда? Как мило с их стороны.

Словно фантазирующие девчонки, молодые женщины придвинули столики ближе к занавесу, словно в компанию с людьми, нарисованными на шторах. Многие получили вымышленные имена, и Нисима с Кенто сплетничали о них, приписывая им самые бесстыдные поступки.

За этими делами их застало письмо от Кицуры с поэмой, написанной в романтическом стиле, который заставил женщин почти заплакать от смеха. Гвардейцы за дверью терзались от любопытства, чем там заняты Императрица и ее фрейлина.

В душе Нисимы словно прорвало плотину.

Только под конец трапезы разговор немного успокоился.

— Когда господина Сёнто объявили мятежным господином, — объяснила Кенто, — императорские гвардейцы взломали двери в доме и схватили слуг для допроса. Я убежала до их прихода. Ворота охраняли солдаты Императора, и пока не стало ясно, что битва проиграна, они не покидали свой пост. Наши собственные храбрые гвардейцы вернулись в дом так скоро, как это стало возможно, госпожа Нисима. Я не могу осуждать их — никто не знал, что происходит в столице, и если б они вышли из укрытия слишком рано…