Так они отличаются от потребителей современного общества, решивших, что знают всё, что бог им не нужен или же овеществляющих бога, как и всё вокруг.
На лице человека снова возникло презрение.
— Да, люди прошлого могут быть жестоки. Как дети. Жестокость легко сочетается с верой в чудо. Ведь это просто следование чувствам. Умнейшие их современники могут обвинять их в невежестве, но они еще не видели твоих современников… — вещал оратор, — «Мир победившей логики». Мир обмана, царство вещей, живущее в головах больного общества…
— Ты говоришь эмоционально… Но чего-то не хватает… Словно ты знаешь больше, чем говоришь, — снова прервал его Скиталец, — Нет, даже не так. Ты не говоришь эмоционально, а просто используешь эмоциональные слова.
— Верно — рассмеялся человек и образ исчез.
Ворон продолжил уже из темноты.
— Ты должен понимать, что хочешь услышать, когда задаешь вопрос.
В мгновение ока Скиталец оказался на улице. Небольшой городок, с медной статуей одного из старых вождей на площади. Пятиэтажки, киоски и оживленные машинами дороги. Рядом с ним остановилась машина. И Скиталец мог слышать, как радио вещало из открытого окна:
— Нечистоты, убийство, животное удовлетворение потребностей… У этих людей мало проблем с психологией. Они с легкостью упрощают изменчивую религиозную и светскую мораль и подстраивают под себя. Потому что они остаются животными более, чем современные люди.
Из окна автомобиля вылетел бычок, снопом искр разбившись о мостовую. Машина тронулась с места, но Саша теперь слышал голос Ворона не только из радио. Всего мгновение назад площадь перед статуей была чиста, теперь же там стояли рекламные щиты с прибитыми к ним плакатами. И Саша видел, как на одном из них, девственно чистом, возникают буква за буквой, формируя строки:
«Общество загнивает, говорят тебе? Не верь! Эти слова — лучшее подтверждение того, что общество видит и исправляет свои проблемы».
Саша был уверен, что мгновение назад это был обыкновенный плакат большого размера, но теперь это уже был механический рекламный щит. Заскрежетали жалюзи и надпись изменилась.
«Разве мы дикари — не видеть своих проблем? Мы должны думать и решать их. Невежество приносит кратковременное счастье и затем — горе. Учись, и вместе мы построим дорогу в будущее».
— Дикари… — Сказал вдруг один из прохожих, читая плакат. — Если бы не одиночки, кричащие о гуманизме, они бы до сих пор резали друг друга за блестящую бусину. Да и какая у них ценность жизни? Никакой, одна видимость.
— Вы философ? — спросила его полная женщина, тоже смотревшая на экран.
— Нет, просто странно, вешают такие плакаты. Привлекает внимание, и вот, стою, думаю. Хотя, казалось бы — к чему это?
И снова площадь изменила свой вид. Рекламные щиты сменились огромными телеэкранами, пятиэтажки исчезли, освободив пространство вырастающим на глазах многоэтажкам. На одном из экранов рассуждал какой-то ведущий:
— Путь, которым движется общество, это именно то, что приведет нас к истинному величию разума. Всю свою историю мы боремся со своим животным началом. Из открытой стадии мы перешли в закрытую. Теперь это внутренняя борьба. Однако, мы все еще не можем избавиться от необходимости выживать… Ведь проблема распределения ресурсов всегда остро стоит перед человечеством.
— Когда бог уже не может оправдать животных поступков, приходиться лгать самому себе. — Покачал головой тот же прохожий, не двигаясь с места.
Саша теперь присмотрелся к нему — это был молодой человек в рубашке с короткими рукавами и шортах. Глаза его были скрыты светозащитными очками.
— Подожди, дай подумать — обратился к соседу Саша, уверенный, что говорит с Вороном.
Площадь мгновенно замерла. Ответ звучал словно бы за кадром фильма.
— Верно. Чтобы принять очевидное, поддавшись эмоциям, думать не надо. Но если ты хочешь видеть больше…
Саша вдруг ощутил на голове очки. Сняв их, он удивленно заметил, что сидит в обыкновенной комнате, а все происходящее ранее — было, действительно, фильмом, транслируемым на стекла очков. В комнате он был абсолютно один, но Ворон ведь всегда был рядом.
— Да. Продолжай, — просто сказал Скиталец.
Одна из стен в комнате, являвшейся небольшим кинотеатром, вдруг осветилась. Она оказалась стеклянной, и человек в темных очках стоял за ней. Он был одет в кофту и джинсы, в зубах сжимал сигарету. Было неясно, смотрит ли он на мальчика, но он спросил:
Читать дальше