Ким Хантер: Похороны чародея

Капитан натянуто произнес:

— Время от времени принцесса Лайана нуждается в моей помощи.

— Попробуешь соблазнить ее — и ты покойник. Не посмотрю, что ты капитан имперской гвардии.

Кафф осклабился:

— Конечно, полагаешь, у тебя получится?

— Это будет гораздо проще теперь, ведь у тебя на одну руку меньше, — оборвал его Солдат.

Улыбка мгновенно испарилась с лица Каффа.

— Со дня на день ты у меня… — прошипел он, хватаясь за эфес шпаги.

— Просто спи в своей собственной спальне, Кафф, и не покушайся на права мужа.

С этими словами Солдат покинул казарму, где проживал Кафф, и направился на рыночную площадь.

Пока он неторопливо шагал вперед, ему на плечо опустился Ворон.

— Ну-ну, по-прежнему устраиваем потасовки с гутрумитскими гвардейцами, приятель? — сказал Ворон. — И как всегда умудряемся добровольно взвалить на себя очередную самоубийственную миссию. Так и тянет на смерть.

— А тебе не помешало бы заткнуться, — пробормотал Солдат, обеспокоенный, что кто-нибудь услышит, как он разговаривает с птицей, и посчитает его сумасшедшим.

— Я могу заткнуться… а могу и судачить, сколько душе угодно. По-моему, все зависит только от меня, не так ли? Я имею полное право составить о тебе свое собственное мнение, которое остается невысоким, как и всегда. Думаешь, Солдат — герой? Нет, Солдат — тупой! Тебя там могут убить, знаешь ли. Почему ты отказался от сопровождения?

— Ты где все время прячешься? — буркнул Солдат. — В печной трубе?

— Вообще-то я был за окном.

— Поостерегись, если не хочешь в один прекрасный день очутиться на запястье Каффа. А что касается сопровождения, так я Каффу меньше доверяю, чем своре бродячих драконов. Если ему поверить, немудрено однажды и с перерезанным горлом проснуться. Уж лучше отправиться в компании Спэгга. У него есть изъяны, но он боится меня, как самой смерти. А Кафф ничего, кроме презрения, ко мне не испытывает. Считает себя непревзойденным бойцом… А ты чем собираешься заняться? Полетишь с нами?

Если бы вороны умели морщить клюв от отвращения, Ворон непременно так бы и поступил.

— С этим-то зловонным мешком навоза, Спэггом? Да ни за что на свете! Пожалуй, я останусь здесь и вскрою клювом парочку замков. В чистом поле нет кладовых. А мне нужно о животе своем думать, знаешь ли.

Птица улетела.

В это время суток на рынке шла бойкая торговля. В одной части площади продавались овощи, в другой — мясо, в северо-восточном углу — скот. Животные пыхтели, толкали друг друга, роняли свежий навоз на высохшие лепешки вчерашнего дня. И наконец, в последнем углу, где мошенники находили легковерных покупателей, лицедействовали всякие оригиналы и разводили руками отмеченные лучами луны — предсказатели судеб, врачеватели (будто в наше время можно излечиться хоть от чего-нибудь!), — обустроились торговцы самоцветами, поставщики слоновой кости и продавцы забавных безделушек. Там же торговал и Спэгг.

Спэгг продавал руки мертвых людей. Впрочем, не всех подряд: только женщин, убиенных главным образом из-за любви, и мужчин, погибших в основном из-за денег, причем, судя по всему, в мире деньги встречались гораздо чаще, чем любовь. Убийцу вешали, а потом Спэгг, располагавший специальным разрешением, отрезал их руки и продавал как «руки славы» — амулеты из рук повешенных, — которые обладали магическими свойствами, к примеру, способностью делать человека невидимым. Клиенты частенько высказывали Спэггу свое неудовольствие, но он неизменно ссылался на то, что для успеха колдовства требуется вера, и значит, чуда не произошло из-за неверия клиента, а вовсе не оттого, что «руки славы» негодны.

— Что? — встревоженно воскликнул приземистый волосатый человечек, завидя приближающегося Солдата. — Ну нет. Нет, нет и нет! Я уже однажды ходил с тобой в поход и снова идти не собираюсь. Мне и так чудом удалось вернуться. Вот уж я не собираюсь рисковать своей шкурой во второй раз.

— У тебя нет выбора, — жестко ответил Солдат. — Разве что ты предпочитаешь объяснять причину своей неохоты королевскому палачу.

Спэгг схватил со стола синюшную руку с распухшими костяшками и со всего размаху саданул ею по столу.

— Так нечестно, — захныкал он. — Я ведь собирался устроиться в храм на всю зиму.

— В этом году тебя все равно не примут. Я сказал им, что, когда мы путешествовали, ты осмеивал богов. Я сообщил, что ты поносил священников на чем свет стоит, сквернословил и богохульствовал.

— Врешь!