Кирилл Берендеев - Осада (СИ)

– К мужскому, – возмущенно пискнула Чайка.

– Как угодно. Известный попсовый певец, перепевший все хиты конца позапрошлого – начала прошлого веков. Гранская, Лемешев, Козловский, Шаляпин, Козин, Вертинский и чета Фигнер в одном флаконе. Завидую вашему репертуару, любезнейший.

– Никакой я вам не любезнейший.

– Как угодно, нелюбезнейший. Ба, да тут я вижу и оппозицию, стало быть жить вы будете, господин президент, по всем канонам демократического строя – простите, Глеб Львович, я прав? – Устюжный кивнул, – вы-то каким чудом пробрались в ковчег?

– Денис Андреевич любезно пригласил меня пожить в гостинице… здесь, в Кремле, очень высокая честь для меня, и очень большая любезность со стороны…

– Простите, Денис Андреевич, без оппозиции, как и раньше…. Александр Васильевич, скажите, кто охраняет объект в Жуковском?

– Торопец, забирайтесь быстрее или дайте нам улететь.

– Вертолет заправлен на всю катушку, а тут вас всего ничего. Уж потерпите две минуты, прошу вас, я договорю, и вы больше меня уж точно не услышите, – Илларионов нахмурился.

– Так что вы хотели?

– Последняя просьба умирающего. Хотел узнать, какого пола охрана на объекте – и все, больше я вас тревожить не стану, – Илларионов уставился на меня, как на умалишенного, но затем, спохватившись, уж не знаю, задел ли его вопрос или действительно встревожил, ответил:

– Да, вы правы, только мужской персонал.

– Вот видите, хранительниц очага у вас будет только две. А про продолжательниц рода я к сожалению так вам покажу, – и я развел руками. – Как вы знаете, Мария Александровна уже несколько лет неспособна иметь детей в силу обстоятельств психологических, не буду о них, а Елена Николаевна, в силу исключительно возрастных, не так ли. Елена Николаевна? – она с неохотой кивнула. Я снова повернулся к президенту: – Вынужден вас огорчить, Денис Андреевич, но ваш славный коллектив, всё сплошь из пожирателей плоти и крови христовой обречен на вымирание чисто физически, если не найдете, конечно, другой бункер, где спасутся, хотя бы балерины Большого театра – труппа «Лебединого озера», к примеру.

– Торопец, прекратите немедля! – рыкнули уже за спиной. Нефедов, понятно. Я обернулся, попросил прощения – у него, не у улетавших. Снова повернулся к президенту, он успел спросить про пожирателей, но прежде, чем я ответил, Кирилл напомнил про обряд причащения, заметив, что «этот атеист хамски перевирает суть таинства, закрывайте дверь, Денис Андреевич, прошу вас». Что президент и сделал, кивнув мне на прощание и снова пожалев, что Виктора Васильевича с ними нет.

– Будет, Денис Андреевич, непременно будет, – прокричал я улетавшему вертолету, в иллюминаторе которого увидел на мгновение лицо Марии Александровны. Нефедов не сдержался, махнул ей рукой, лицо тотчас исчезло. Я обернулся.

– Бросили паясничать? – уже без прежнего нажима сказал Владислав Георгиевич. – И то хорошо. Теперь такой вопрос на повестке дня – так сдадимся или еще посражаемся, патроны вроде есть? – спорить с ним не стали, Семен невольно улыбнулся, я кивнул головой, до сей поры применять автомат не приходилось, так хоть узнаю, что почем.

– Будем как три брата Горация, против бесконечного множества братьев Куэрациев.

– Артем, – снисходительно произнес Нефедов, – ваша любовь к латыни в частности и Риму вообще, вас погубит.

– Уже, – ухмыляясь во весь рот, и отчего-то радуясь, как ребенок, сообщил я. – Всё равно все погибнем.

– И чему вы радуетесь, позвольте узнать?

– Так не просто ж так. Со смыслом.

– И только…

– Представьте себе, – Нефедов махнул рукой, хотя Семен слушал наш разговор с улыбкой на лице. – Лично я просто так сдаваться не буду.

– А последний патрон?

– Увольте. Да и вас я тоже не смогу, – Нефедов скривился:

– Тогда толку от вас…. Ладно, хоть навыки вспомню.

– А я стрелять научусь. А то все фехтую, а кому это надо? – в эти последние минуты мой душевный подъем был необыкновенен, энергия била через край, заряженный адреналином, я натурально, готов был броситься в коридор, полный мертвецов. Владислав Георгиевич дал знак Семену, тот отворил дверь.

– Запускайте. А вы, Артем, отойдите, а то еще нас перестреляете, – оба засмеялись, я присоединился к их смеху, в эту минуту мы действительно походили на малых детей. Последний взгляд в сторону востока, на черную точку, исчезавшую в не по сезону жарких солнечных лучах. Там, далеко, громоздились кучевые облака, медленно приходя в движение, наращивая массу, клубясь и вырастая, верно, сегодня будет дождь, вполне возможно и завтра. В этот момент вертолет окончательно скрылся из видимости, сгинул вдали, в коридоре послышалось топотание и клохтанье.