Виктор Емский - Индотитания

— Представляешь, — ревел он, повернув голову набок, — у них уже появились луки! В прошлый раз, когда меня ранили копьем, бросок был несильным. Я тогда выдернул копье, смазал рану йодом, и все. А сегодня?! Мало того, что стрела вонзилась почти на всю длину древка (слишком я жирным стал, мягким, наверное, надо садиться на диету), она оказалась зазубренной! Ну, думаю, в этот раз проклятый снайпер от меня не скроется! Рванул стрелу изо всех сил — и!.. Очнулся я на дереве, куда запрыгнул от боли. Кровь хлещет, а этой сволочи уже и след простыл! Мне кажется, что в обоих случаях стрелок один и тот же. Причем он надо мной издевается! Нет чтобы стрельнуть в какое-либо благородное место — он метит только в зад! И хорошо метит, гад.

— Успокойся, — отвечал Полифем. — Возьми сковородку, привяжи ее под штанами сзади и ходи по лесу. В следующий раз выстрел неизвестного охотника окажется неэффективным. Стрела отскочит, и ты его поймаешь.

— Ну-ну, — уныло возражал Пирагмон. — Мне почему-то кажется, что ничего из этого не выйдет.

— Почему?

— Людская подлость развивается такими темпами, что я не удивлюсь, если в следующий раз мне в зад прилетит не стрела, а кусок скалы, выпущенный из какой-нибудь свежеизобретенной катапульты. Тогда от сковородки будет только один толк — надгробная пластина с моим именем на ней. Какие, к Брахме, сковородки? Скоро нас выпрут с этой планеты. Ты, вон, помнишь про своего Одиссоса?

— Одиссея. Я всегда о нем помню. Уже выковал себе стальной шлем с забралом.

— Чушь! Ты же в нем спать не ляжешь? Подкрадется к тебе этот Одиссей во сне и выбьет единственный глаз. Меня — сзади, тебя — во сне. Сплошная подлость!

Чтобы успокоить друга, Полифем повернул его набок, подложил под руку несколько тюфяков, набитых овечьей шерстью, и налил из принесенного меха кружку резко пахнущей мутной жидкости.

— Пей, — сказал он.

— Что это за гадость? — поинтересовался Пирагмон, принюхиваясь с подозрительным видом.

— Это новое лекарство, — ответил Полифем. — Оно чудесно заживляет раны. Я с тобой за компанию выпью.

— У тебя тоже что-нибудь болит? — недоверчивости Пирагмона не было предела.

— Нет, но для здорового киклопа это лекарство не опасно. Оно просто улучшает настроение. Только пить надо сразу. Смотри, вот так.

Полифем залпом осушил свою кружку. Глаз его моментально вздулся, как будто ему стало тесно в черепе, потом встал на место и увлажнился. Взор киклопа наполнился благостным выражением. Полифем сунул в пасть кусок козьего сыра и принялся с аппетитом его жевать. Пирагмон, с интересом наблюдавший за действиями друга, тоже решился.

Он осушил свою кружку, тут же выронил ее на пол, схватился рукой за глаз и громко замычал. Полифем поднес к его рту кусок сыра и крикнул:

— Ешь скорей!

Пирагмон оттолкнул руку киклопа, отдышался и заорал:

— Ты меня отравить захотел?! У меня сейчас глаз вылезет!

— Заткнись! — свирепо сказал Полифем. — Приди в себя и прислушайся к ощущениям.

Пирагмон затих. Ровно через минуту глаз его открылся, а взор сверкнул радостью.

— Вот это вставило!

— Я же говорил! — довольно констатировал Полифем. — Только закусывать надо обязательно. Это тебе не вино.

Они выпили еще, закусили, и Пирагмон поинтересовался:

— Что за чудо и где ты его взял?

— О-о-о, это отдельная история, — начал рассказывать Полифем. — Когда мы с богами искали виновников твоего первого задоукалывания, нам попалось одно интересное стойбище. Там ошивалась собачонка, в которую вселился этот задожуйский недобиток — Дух. Я тогда попытался свести с ним счеты, но он от меня убежал. Некоторое время назад я опять проходил мимо этого стойбища и решил туда заглянуть в надежде, что эту мерзкую собачонку удастся выловить и прибить на месте. Причем меня не интересовало, будет ли на этот раз в ней сидеть Дух или нет. Ну, нашло что-то на меня. Вождь этого племени, которого зовут смешным именем Пук, рассказал, что собаку сожрали волки. Я, уже собираясь уходить, попросил стакан вина. Пук мне дал. Я выпил и обалдел. Потом еще выпил, ну и так далее. Проснулся я под забором. Но Пук опять мне налил. И я опять очнулся на следующий день там же, только с другой стороны ограды. Я попросил Пука раскрыть секрет приготовления этого чудесного напитка. Но он отказался. Как только я его не упрашивал! И руками, и ногами. Даже бил его головой о двери, держа за ноги. Ни в какую! Тогда я бросил его на траву отдыхать и зашел в сарай. Там я обнаружил какой-то хитрый аппарат, сделанный из обожженной глины. Он состоял из десятка непонятных горшков, труб, ванн, заполненных водой, и очага, в котором постоянно горел огонь. Воняло там — не приведи Шива! И везде что-то булькало. С похмелья мне так и не удалось разобраться, в чем тут фокус. Поэтому я решил уладить дело цивилизованным путем. Когда Пук пришел в себя, я заключил с ним сделку, и он стал снабжать меня этим чудесным напитком, который называется «Огненные слезы». Вот и весь рассказ.